Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных Страница 3

— За два бокала пива? Не мала ли цена? — раздельно проговорил витязь.

— Козел, — сказала та, встала и ушла.

Тайтингиль посмотрел на пиво. Пить расхотелось. Снова сел на диван.

Подошел официант.

— Милорд… или сеньор… или как вас там, в общем, наш хозяин сильно большой поклонник этого вашего костюмированного творчества. У стойки для вас бесплатно пиво неограниченно и крекеры, а если чего-то крепче или поесть — это уже за деньги.

— У стойки?..

Еще одно непонятное слово. А, вон та… лавка, длинный высокий стол, с которого в руки жаждущих бойко разбегались стаканы и кружки. Да и народу в трактире прибавилось.

— Благодарю.

Закрыв глаза, Тайтингиль просидел еще минут двадцать.

Следовало запомнить день — запомнить до мельчайших подробностей, чтобы затем быстро отыскать драконий камень и место.

И попытаться вернуться.

Не позднее чем через год — так сказал мудрец.

Эльф ощущал свое положение во времени и в пространстве по-своему — и движение светил, и время года. Он запомнил мельчайшие детали — это самый конец весны, граница лета, хотя в мире, из которого он уходил, готовились лечь снега. У эльфов было обозначение для каждого дня года, для каждого часа суток, для каждой фазы Луны — и они определяли такие вещи безошибочно.

И да. Это Эала. Просто иная ее складка, иная сторона.

Тайтингиль снова улыбнулся.

Встал, подошел к стойке, краем глаза заметив, что Алора уже разговаривает с двумя мужчинами в другом конце зала. Девушка нарочито громко смеялась. Когда он встал, показала на него пальцем. Засмеялись и мужчины.

Сел на высокий табурет.

Дев тут вообще было больше, чем воинов. Все они были мало или слишком ярко одеты и вели себя развязно. И это казалось непривычным, точно место, в которое он угодил, было двором непристойности, какие встречались в крупных человеческих городах. Разрисованные лица, ароматы, смешивающиеся с запахами человеческих тел, пищи и алкоголя.

Это был дорогой, престижный бар, но витязь пока что не мог оценить его удобство. Перед ним поставили новый полный бокал пива. Нолдоринец осторожно взял длинными сильными пальцами и положил в рот подсоленный крекер — отломил совсем немного. Язык витязя сразу определил: тут яды, их едкие вкусы сплетались, жгли. Пищей это никак нельзя было считать.

— Это лишь трактир или здесь можно получить ночлег? — спросил Тайтингиль человека за стойкой.

— Нет, номера не сдаются, но вот там напротив есть хостел, — ответил ему парень. — А вы что, нигде не остановились? Приезжий?

— Пока нигде. А есть… лавка менялы, что может принять золото?

— Прямо золото? — усмехнулся парень. — Обменник — за дверью сразу налево, если у вас валюта. Вы же француз? Хотя нет… слишком сложно разговариваете для иностранца. Прибалт? Хотя это тоже иностранец… А если золото, в смысле металл, — то ломбард через два дома вправо.

— Благодарю, — сказал Тайтингиль.

— Я бы кинжал купил, — загорелся парень, — кинжальчик не продаете?

— Нет. Могу продать плащ, — усмехнулся витязь.

— Плащ? Вон там, на диване? Красивый!

Но торговле помешали.

Женщина — стройная, тщательно следящая за собой, в возрасте от неопределяемых сорока до не менее неопределяемых пятидесяти — подошла и села на соседний табурет — очень уверенно. Бармен заулыбался, предвидя чаевые — хорошо знакомая и правильная клиентка.

Брякнули о стойку ключи от «прадо», блеснул покатым ребром шестой айфон.

Дама знала свою цену, никогда не называя ее. Отточенное фитнесом загорелое тело дало бы фору иным тридцатилетним. Дорогой костюм был бы слишком строгим, если бы не яркий шелковый платок с броскими буквами известного бренда. Темные волосы: короткая стрижка, идеальная укладка. И только морщинки вокруг внимательных темных глаз сказали бы о том, что и уверенность, и достаток дались ей нелегко.

— Привет, красавчик, — сказала дама. — Шурман, шот егерьмейстера, — и снова Тайтингилю: — Ты знаешь, я бы трахнула тебя прямо тут.

Сказала тихим, грудным голосом, глянула с поволокой. Она любила приходить сюда — успешная, изысканная, иная. Одно только появление бизнес-леди сводило с ума всех этих длинноволосых мальчиков с накладными ушками, витязей, рыцарей и королей. Длинноволосые были ее слабостью, юные, сладкие, готовые на все за пару пива или коктейль. Никаких обязательств, никаких поцелуев в губы.

И еще — она всегда сверху.

Это был первый раз, когда безотказный прием не сработал.

Золотоволосый обернулся на нее, оглядел. Безоружна.

— За что тебе меня бить? — дернул краем рта.

Он ведь правда не понял. И акцент, у него был акцент.

Она смутилась. Протянула руку, погладила его кисть — кожа была не шершавой, но какой-то… жесткой; проступали сильные жилы. Универсальный язык тела — это уж точно должно попасть в цель.

— Правда, поехали ко мне.

Ярко подведенные губы выпустили влажный кончик языка. Женщина уловила взгляд рыжего косплейщика и пыталась удерживать его.

Быть сверху.

Нолдоринец огляделся. Людно, дымно. Табак, кальяны, спиртное. Многие целуются — жадно, напоказ; одежда людей крайне вольная. Руки блуждают по телам друг друга. В висках бились демоновы бичи — то ли пиво не слишком подошло и также было насыщено ядом, то ли голые женщины, дерзкие, безудержные, разбудили… даже не злость — досаду. Отравленная вода. Колкий воздух. Люди, смахивающие на орков.

Тем временем женщина наклонилась к нему — слишком близко. Грудь уперлась в кольчужное плечо. Ирма с наслаждением вдохнула аромат длинных волос — липа и еще какая-то вкусная свежесть. И вроде бы песок, лошадь и металл.

Иностранец? Отлично. Это даже интереснее.

Три языка она знала в совершенстве — английский, немецкий и французский. На всех трех по очереди выдохнула ему, лаская дыханием острое ухо, что и как хотела бы с ним сделать. Сейчас. Тут.

На скулах витязя заходили желваки.

На искаженном, сильно искаженном всеобщем языке эта женщина выразила ему свое пожелание — овладеть им. Им. Воином, витязем Нолдорина, прилюдно — в этом странном трактире, напоказ.

Рот застыл в ухмылке, как шрам.

— Ладно…

Тайтингиль медленно повернулся к ней, давая ей время одуматься. Не поняла, не отступилась — напротив, темные глаза загорелись, а губы изогнулись — ну вот ты и мой.

И тогда он, сметая со стойки стаканы и вазочки с печеньем, единым движением посадил женщину на нее, и задрал короткую юбку. Оскалился, подаваясь вперед. Вопреки смелым словам, она вдруг завизжала; витязь взялся за ремень, за набитую златой розой пряжку, краем глаза наблюдая, как от двери к нему бегут мужчины в темной одежде, в которых он безошибочно признал стражу; пара посетителей, охочих подраться, также поднялась, а за стойкой засуетился бармен.