Екатерина Казакова - Пленники Раздора Страница 3

Белян вцепился в запястье той, которой предстояло исполнить страшный приговор:

— Госпожа, не надо! Не надо! Умоляю! — он бухнулся в ноги женщине, даже не заметив того, что расшиб колени о каменный пол. — Не надо! Простите! Я, не лгу, я, правда, не могу! Не надо!

Бьерга застыла, потому что визжащий в отчаянье кровосос обхватил её колени и уткнулся в них носом. Колдунья перевела растерянный взгляд на Клесха. Лицо того по — прежнему было каменным.

— Не ори, — обережница дернула паренька за волосы. — Вставай!

— Нет, нет, нет!!! — он так крепко обхватил её ноги, что женщина покачнулась.

— А ну хватит! — Клесх грохнул ладонью по столу, так, что лежащие на нём берестяные грамотки подпрыгнули.

Белян скорчился на полу, подвывая:

— Я всё сделаю, всё…

— Ты бесполезен.

— Нет! Я… я могу позвать того, кто всё знает! Я могу позвать!

Глава поднялся на ноги и шагнул к пленнику:

— Ишь ты…

— Я… я позову своего вожака. Он знает… Только не убивайте!!!

Колдунья передернулось от жалости и отвращения. Белян решил, она его сейчас ударит, но вместо этого женщина больно схватила полонянина за ухо. Несчастный заскулил. По лицу покатились слезы.

— Вот же, теля глупое, — покачала головой обережница, — и как тебя угораздило‑то таким стать, а?

Он плакал, размазывая слёзы по щекам.

— Зови.

— Нынче? — голос пленника был сиплым.

— Нынче.

Он снова зажмурился и стоял так на коленях едва не четверть оборота. Из‑под ресниц катились слезы. Быстрее, быстрее, быстрее…

— Не слышит. Он меня не слышит, — в глазах Беляна уже не было страха, только глухое смирение. — Я не могу… Оградительная черта на совесть сделана. Не получается.

Клесх и Бьерга переглянулись.

— В мертвецкую, — только и сказал Глава.

Плечи приговоренного окаменели.

— Я не виноват, — шептал юноша. — Не виноват.

Как они не понимают? Что он сделает, если защита Переходов так сильна? Столько Осенённых в одном месте! Взять хоть Цитадель, тут тоже Сила потоками льется на протяжении веков. Так ведь и в Переходах Дар тратят не менее щедро.

Белян стоял, опустив голову, а Клесх наблюдал за пленником — спина сгорблена, в лице ни кровинки, губы перекошены от едва сдерживаемого рыдания, слёзы падают и падают. Не врет.

Убить его?

Не так уж много у них Ходящих в казематах, чтобы раскидываться. А этот к тому же Осенённый, мало того, Дар видит, да и согласен на всё, до того боится боли и смерти. Жизни его лишать глупо. Знай себе, пугай. Но дашь слабину, поймет, что угрозы Главы пустые, что грош им цена, тогда уж не жди пользы.

— Хватит рыдать, — оборвал тихие всхлипывания Клесх. — Какой от тебя толк?

Пленник вскинулся и в отчаянье выкрикнул:

— Я знаю ещё одного Осенённого! Он рассказывал нашему вожаку про Переходы. Я… я попытаюсь… может услышу его… Он вряд ли мне отзовется, нас не связывает кровь, он меня не кормил, но он кормил того, кто… кто сделал меня таким. Я попытаюсь.

Глава усмехнулся:

— Пытайся.

Белян снова закрыл глаза.

Женщина в сером одеянии села на лавку и неторопливо раскурила трубку. Юноша почувствовал запах дыма, вдруг ощутил, как болят разбитые колени, понял, что сильно устал и глубоко презирает самого себя, подумал о том, что если и сейчас ничего не получится, то эта самая женщина, годящаяся ему в матери, отведет его в подземелья, туда, где холодно и пахнет прелью, а там…

Он очень — очень старался. Но по лицу Главы так и не понял — доволен тот или по — прежнему считает его бесполезным.

— Свет ты мой ясный! — раздался звонкий голосок.

Донатосу сразу же захотелось вжать голову в плечи. А выученики, что были в покойницкой, побледнели, застыли и, кажется, перестали дышать.

— Чего тебе, Светла? — тяжело вздохнул колдун.

— Так поесть принесла, родненький, ты ж, вон, опять в трапезную не ходил, — зачастила девка и поставила на стол кособокую корзинку.

Крефф едва заметно повел бровями и выучей сдуло.

Подлетки колдуна блаженную любили от всей души, ибо с её появлением наставник почти всегда либо сам уходил, либо их отсылал — и то, и другое было великой благостью. Поэтому парни дурёху пестовали и опекали. Пару дней назад и вовсе случилось в Цитадели неслыханное — вышли за конюшнями стенка на стенку выучи — одногодки. Колдуны сшиблись с ратоборцами. Хотя, какие там колдуны и ратоборцы? Смех один, едва по две весны отучиться успели. Но рожи поразбивали друг дружке знатно. А из‑за кого? Из‑за дуры скаженной, которой один из выучей Ольста отвесил напутственного пинка за то, что крутилась под ногами. Да ещё и подзатыльником наградил, покуда из сугроба поднималась, дескать, нечего тут мельтешить.

Донатос о том не знал. И не узнал бы, если б не побоище, из‑за которого к нему прибежал один из старших — Годай — и выпалил с порога:

— Наставник, щеглы там с Ольстовыми схлестнулись, зубы во все стороны летят! Я уж ихних и наших старших кликнул, чтобы разнимали, а креффа найти не могу. Они там за конюшнями сейчас поубивают друг друга.

У наузника глаза на лоб полезли. Отродясь не бывало такого, чтобы парни в Цитадели выходили друг против дружки, как в деревнях, на сшибку.

Когда оба наставника примчались с разных сторон крепости к месту побоища — один злой, как Встрешник, а второй растерянный, и оттого ещё сильнее хромающий — снег за конюшнями был искапан кровью и изрыт, будто там носился табун. Старшие послушники уже раскидали дебоширов по разным углам двора, но двое все ещё пытались стащить одного из донатосовых подлетков — Зорана — с его супротивника, которого парень отчаянно вбивал в сугроб кулаками.

— А ну встал! — Донатос так рявкнул на выуча, что тот кубарем скатился с неприятеля, да ещё и отпрыгнул.

Краса — а-авец… губищи расквашены, волосы торчат, морда лоснится от пота, кожух распахнут, рубаха на груди разорвана, от разгоряченного тела валит пар.

Покуда наставники растащили полудурков, покуда выяснили у них, перелаивающихся и плюющихся кровью, что к чему, во двор спустился Клесх. Оглядел место потасовки и спросил невозмутимо:

— Ну и кто кого?

Выучи притихли. Зоран рукавом вытер разбитый рот и ответил:

— Мы. Этих, — он небрежно кивнул на сгрудившихся вокруг Ольста ребят.

Глава окинул потрепанную рать задумчивым взглядом и сказал:

— Молодцы.

Те пристыженно поникли головами, а крефф их, напротив, вскинулся:

— Глава, они…

— Молодцы, — так же спокойно перебил его Клесх. — Хватило ума Дар в ход не пускать. А вы, — он перевел взгляд на понурившихся послушников Донатоса, — с какой цепи сорвались? Если б из них хоть один Даром врезал? О чем думали? Вас бы тут от стен отскребали.