Мария Галина - Лютня и всё такое Страница 3

На причале стояла группка людей, темная на фоне серого клубящегося неба. Ветер, дующий с залива заставлял их придерживать шляпы, отчего казалось, что стоявшие поднимают руки в торжественном приветствии.

— Который из них твой?

Эсси, прищурившись, указала подбородком на невысокого человека, который, придерживая, как и остальные, ожившую шляпу, отдавал распоряжения другому — пошире и покрепче. Оба были в плащах-крылатках, по новой нильфгаардской моде — в побежденной стране завоеватели всегда в моде, потому что они сильнее, а значит, лучше. А суровые нильфгаардцы, презиравшие нас за изнеженность, наверняка уже копируют наши кружева и завитушки… так и происходит культурный обмен, цинично размышлял Лютик, глядя, как вытягивают шеи в ожидании корабля начальник порта, глава самого солидного в городе страхового дома и несколько солидных торговцев: всех он знал лично, поскольку мэтру не пристало разбирать, где петь свои баллады — в дешевой таверне или в королевской зале. Или на вечеринке цеха суконщиков, например… Но это же надо ухитриться — подцепить жениха, играя на свадьбе жениховой дочери!

— Ну давай, — сказал Лютик, — давай! Беги к своему милому!

Эсси на миг заколебалась, потом взяла его под руку, другой рукой грациозно подбирая юбку. При этом она незаметно но энергично несколько раз встряхнула ее, чтобы с подола осыпался налипший песок.

— За кого ты меня принимаешь, Лютик? Я никогда не стыдилась своих друзей.

Частица «не» в данном случае ничего не меняет, подумал Лютик, это просто такая частица. Человек не говорит о том, о чем не думает. Когда женщина говорит «я не плачу» — она смаргивает слезы. Когда женщина говорит «я ей не завидую» — она завидует. Когда мужчина говорит «я не хочу славы и власти» — значит, он изо всех сил рвется к власти и славе. Когда человек говорит «я не боюсь», он боится.

Я не раз использовал это в своих балладах.

Когда человек говорит: «я не люблю»… он… ну, на самом деле не любит.

— Мэтр Лютик! — немолодой человек в добротном темном суконном плаще вежливо поклонился. Пытающуюся улететь шляпу он, впрочем, придерживал на голове одной рукой — здешние цеховые мастера снимали шляпу только перед королями — когда тут еще были короли. — Я польщен знакомством. Эсси так много о вас рассказывала.

— Аналогично, сударь, — соврал Лютик.

— Надеюсь, вы украсите своим искусством нашу свадьбу.

Лютику понравилось, как он это сказал — никакого пренебрежения, никакого «спеть гостям». Один цеховой мастер всегда уважает другого, даже если мастерство у них разное.

— С радостью, сударь. Я даже не возьму… возьму с вас гораздо меньше обычного.

Мастер Хольм чуть заметно улыбнулся краешком узких губ.

— Этот вопрос мы обсудим после. Где вы остановились, мэтр?

— В «Синем Петухе».

Эсси оставила, наконец, локоть Лютика и переместилась к жениху, однако под руку того не взяла, просто стала рядом. Ветер, рвавшийся с моря, развевал юбку.

— Там сравнительно хм… чисто. И кормят неплохо. Но мы с госпожой Давен будем рады принять вас у себя.

— Благодарю вас, мастер Хольм. Но я, знаете ли… предпочитаю не быть никому обязанным. Даже коллегам по цеху и их родственникам.

— Понимаю.

Собеседники переговаривались настороженно-сдержанно, напоминая двух не слишком драчливых, но независимых псов, которые пытаются убедить себя, что драться за первенство в этом переулке вовсе нет никакой нужды.

Когг тем временем, сопровождаемый юркой лодчонкой лоцмана, вдвинулся в гавань, оставив позади черную неровную полосу мола, убирая хлопавшие на ветру паруса, словно… хм, покладистая женщина — юбки, подумал Лютик. Сколь радостно усталому бродяге… завидев как вдали трепещут флаги… завидевши вдали на башнях флаги… когда он наконец хлебнет из фляги… трясясь на ох, разбитой колымаге… скрипучей колымаге? Мэтру не к лицу подбирать первую попавшуюся рифму. Пускай себе валяется. Мэтр должен искать редкости. То, до чего не дотянется никто другой.

Пришвартовался когг, честно говоря, так себе. Не самая чистая швартовка. Ударился бортом о пеньковые кранцы, отпрыгнул, канаты натянулись, кнехт скрипнул. Якорь плюхнулся в воду, подняв тучу брызг; чайки, покачивающиеся на волне, точно грязные поплавки, с недовольными воплями поднялись в воздух — впрочем, возможно потому, что перепуганная рыба, в свою очередь, метнулась со дна к поверхности.

— Прошу прощения, мэтр, дорогая… — Мастер Хольм опять коротко поклонился, — сами знаете… если не проследишь за выгрузкой самолично… — Эй, ребята, — крикнул он грузчикам, лениво пускавшим поодаль колечки дыма из коротеньких трубок, — как трап спустят, за работу! Того и гляди дождь хлынет, подмочит тюки, с кого тогда спрашивать? Что?

Рулевой, застопорив, наконец, штурвал, что-то крикнул, приложив руки ко рту наподобие трубы.

Мастер Хольм подошел к трапу, с ним — комендант порта, таможенный инспектор и еще несколько человек, которых Лютик не знал, скорее всего, тоже торговой гильдии мастера, а может, еще и представитель страхового дома… Первый корабль за столько времени — рыбацкая мелочь не в счет, первый серьезный… Его бы с оркестром, нанять пару трубачей и одного с медными тарелками, такими, чтобы делали «дзыннь!». Ну, впрочем, корабль-то нильфгаардский, много чести.

Хольм, в свою очередь сложив ладонь наподобие трубы, но приставив ее к уху, кивнул в знак того, что понял относимые ветром слова рулевого, потом обернулся к коменданту порта. Тот тоже кивнул и тоже отвернулся к соседу, словно бы рулевой когга и встречающие ни с того ни с сего решили сыграть в игру «тугоухий вестовой». Лютик смотрел, как комендант, показывая рукой в сторону приплясывающего на канатах когга, что-то говорит на ухо обладателю такого веселого и румяного лица, какое только и может быть у портового врача, привыкшего философски смотреть на всяческие неожиданные трюки, которые то и дело норовит подкинуть ему жизнь. Но портовый врач не стал ничего передавать дальше, а напротив, с неожиданной ловкостью, размахивая врачебным саквояжем, точно канатоходец противовесом, взбежал на борт судна по трапу, который так и ходил из стороны в сторону.

— Кто-то занемог, — с рассеянным интересом произнес Лютик, — не иначе, как капитан.

— Почему?

— Куколка, есть такой неписаный закон. Или писаный, не знаю. Швартуется всегда капитан. А привел-то судно помощник.

— Откуда ты знаешь?

— Да ты только посмотри на него. И хорошо, если первый помощник, хотя по-моему даже и не второй. По-моему третий. Потому как хреново он швартовался, сама видишь. Похоже, съели они что-то не то, за капитанским-то столом…