Юлия Набокова - Неспящая красавица Страница 3

…А желающие со временем нашлись.

Нет, ну надо же было какому-то дурню сунуться в зачарованный боярышник и потом растрезвонить всему свету о заброшенном замке с заколдованной изгородью! И это еще полбеды. Как это она не догадалась поставить защиту на воздушное пространство раньше, чем какой-то особенно сообразительный франт оседлал дракона и, сделав круг над замком, заглянул в окошко ее опочивальни, где она как раз дремала послеобеденным сном. К счастью, крупный дракон не смог приземлиться на крошечный дворик, а его наездник не решился спрыгнуть вниз. К несчастью, он разболтал, что в заколдованном дворце томится спящая красавица, и приврал для красного словца, что разбудить ее сможет только поцелуй прекрасного принца. С тех пор она сделалась для всех Спящей Красавицей и больше не знала покоя.

Девушка вытащила золотую статую в центр зала и бессильно прислонилась к ней. Сегодня впервые за пять лет затворничества она усомнилась в правильности своей жизни. И захотела вернуться назад, остановить камнепад, заглушить крик, задушить ненависть. Чтобы не было ни этого замка, ни окаменевших смельчаков, ни ставших золотыми серых глаз принца Оливера — наивного юноши, искренне верившего в волшебную силу любви. Внезапно одиночество, делавшее пять лет ее жизни похожими на один застывший во времени день, сделалось просто невыносимым. Вонзилось в сердце ледяной иглой, перехватило дыхание, вырвалось из горла волчьим криком, сметя с крыши черепицу и заставив пошатнуться пол под ногами. Дикий вихрь разбил стекло и ворвался в зал, принялся крушить застывшие фигуры мраморных и медных смельчаков. Задрожав, девушка бросилась к золотой статуе в центре, вокруг которой бушевал вихрь. Прижалась всем телом, оплела руками, спрятала на груди мокрое от слез лицо, бессвязно бормоча:

— Люблю, люблю, люблю…

В шаге от нее ревел ветер, разлетались вдребезги другие статуи, под ногами проваливался пол. Стонали стены, грохотали камни — замок пел свою прощальную песню, прежде чем рассыпаться мелкой крошкой. Спящая Красавица спешила донести до принца то, что не сказала ему при жизни.

Внезапно все стихло, вокруг вспыхнул приглушенный свет, а золотая ладонь, которую девушка сжимала в руке, отозвалась теплым прикосновением. Она подняла заплаканное лицо и увидела глаза принца. Серые, живые. Отшатнулась от его рук, как от огня, сделала шаг назад и огляделась. Они стояли на крошечном островке земли посреди нагромождения камней, словно какая-то таинственная сила бережно перенесла их из разрушенного замка во двор, даже не сбив с ног, и оградила незримой стеной от летящих обломков.

— У тебя больше нет замка, — обведя взглядом развалины, невозмутимо констатировал принц.

— Нет, — сквозь слезы улыбнулась Спящая Красавица. — Ведь я никакая не принцесса.

— Вообще-то я тоже не принц, — застенчиво признался Оливер.

— А кто же?

— Трубочист.

— Трубочист?!

— Но зато самый лучший!

— А где же ты научился так сражаться?

— Смотрел, как тренируют принца Оливера…А меня зовут Жак, — добавил он, заметив удивленный взгляд Спящей Красавицы.

— Ты лучше всех принцев, — шмыгнула носом девушка, вытирая щеки.

— Дай лучше я. — Оливер шагнул к ней, прижался губами к щеке, покрытой легким золотистым загаром, стер мокрую дорожку слез легким поцелуем, заставив девушку застыть каменным изваянием, накрыл солеными губами ее губы.

— Это еще зачем? — отмерла она, когда их губы разомкнулись.

— Чтобы закрепить результат, — рассмеялся он. — Ведь заклятие снято?

Девушка молча кивнула.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, люблю, люблю, — раздался откуда-то со стороны ее голос.

— Заткнись, Арчи! — смущенно шикнула она.

Оливер обернулся и увидел попугая, чистящего перья на груде камней. Такого же ярко-красного, как румянец, заливший щеки его хозяйки.

— Ведь любовь способна творить чудеса? — отозвался попугай уже голосом юноши и, приведя себя в порядок, упорхнул прочь — на поиски своей попугаихи.

А неспящая красавица и ненастоящий принц, выбравшись из каменных завалов, взялись за руки и побрели прочь, по прекрасному саду из нежно благоухающих роз, в который превратилась неприветливая живая изгородь.