Дарья Булатникова - Острые ушки Страница 3

— Расписку? Ах да… Нет, не передумал.

Он написал всё, что продиктовала колдунья, вывел внизу свою фамилию. И только потом осознал, что в комнате появились ещё какие-то люди. Кто это был, Гжесь так и не понял, ему было всё равно, они что-то двигали, чем-то звякали и переговаривались вполголоса.

У кресла, куда его посадили, была жесткая высокая спинка. Очень неудобно, хотелось расслабиться, лечь и закрыть глаза. К коленям подкатили како-то металлический ящик на колесиках, в его боках отражался блеск огней и слепящие вспышки. И рядом слышалось негромкое бормотание. Голос был её, колдуньи, а слова непонятные.

Гжесю вдруг стало смешно: колдуны и чародеи, пользуются какими-то приборами, шаманят, твердят заклятия, чтобы в его ауре раздавить пузырьки. Не сумев сдержаться, он захихикал, но кто-то стоящий позади, сердито шикнул в ухо.

Вдруг перед глазами опять сверкнуло, запахло разогретым металлом и что-то больно царапнуло плечо. А потом затрещало, хлопнуло, и огни исчезли. Гжесю показалось, что его вывернуло наизнанку, сознание совершило бешеный кульбит, от которого из ушей словно выпали затычки, а с глаз слетели запотевшие очки. И он снова мог нормально видеть и слышать.

Что это было, черт возьми?!

— Туши! — орал кто-то визгливым фальцетом. — Туши, мать её!

— Сколько раз говорил, убирай ты эту тварь полоумную! Психопатка, а не кошка! — вторил ему другой. — Да не водой, тряпками накрывай!

— Она ещё и шандал свалила, туши скорее!

Гжеся накрыло волной удушливого дыма, он закашлялся, вскочил и отбежал к окну. Путаясь в шторах, искал защелки, а за спиной продолжали ругаться и суетиться. Голова кружилась, словно он только что соскочил с безумно вращавшейся карусели. Наконец, он щелкнул последним шпингалетом, и рама распахнулась, больно ударив по лбу. Влажный ночной ветер ворвался в комнату, задувая свечи и разгоняя дым.

— Нора, бедная киска, — печально произнес голос Софии.

— Что это было? — спустя пару минут смог, отдышавшись, спросить Гжесь.

— Кошка запуталась в проводах и устроила себе маленький электрический стул, — ответили ему из темноты. — Прикройте окно, пробки выбило, а свечи на таком ветру не зажечь.

— Я, пожалуй, пойду. — Гжесь захлопнул раму и обернулся. — В другой раз как-нибудь.

— Идите. Я вам позвоню, — устало отозвалась колдунья.

Высокий толстяк суетливо чиркал зажигалкой. Протискиваясь между мебелью и какими-то железяками, Гжесь увидел на хромированной поверхности скрюченное черное тельце и отвернулся. Бедная кошка. Пахло отвратительно, и продолжавшие куриться благовония не могли перебить вонь горелой изоляции и ещё чего-то.

Выскочив во двор, он уткнулся в мокрый ствол первого попавшегося дерева. Потом его вырвало. Гжесь вытер лицо рукавом свитера, тот пах отвратительно: кислым и паленым. Снова скрутило…

Свитер пришлось снять и зашвырнуть в темноту и грязь. Под рубашкой что-то болезненно ныло. Сунув руку под неё, нащупал припухлость, боль стала резкой. Это отвлекло, и Гжесь смог, наконец, выпрямиться. Потом в чахоточном свете фонаря рассмотрел асфальтовую дорожку и побрел к ней. Дождь то усиливался, то переходил в тихую морось. Зонтик он утром забыл взять. А если бы взял, то не прочитал бы дурацкое объявление и не поперся бы к Марату… Черт, как всё паршиво!

Автобус подъехал к остановке, когда Гжесь был от неё метрах в пятидесяти. Бежать было бесполезно — с его-то везучестью. Но пока он шел, освещенная туша смирно стояла, словно в ожидании. Хотя какое там ожидание, просто переднюю дверь заклинило. Минуты через три поехали, после того, как водитель попросил кого-нибудь посильнее пнуть створку.

А Лизетта так и не позвонила, подумалось вдруг с отрешенным сожалением. Зато в автобусе были свободные сидения, и можно было подремать, прижавшись плечом к холодному стеклу.

Дома, сняв с себя всю одежду и затолкав её в стиральную машину, Гжесь встал под душ. Под горячими струями болезненная припухлость опять дала о себе знать. В зеркале он рассмотрел на ключице след, словно от ожога. Похоже на полукружие с двумя точками внутри. Но ожогом это быть не могло, на рубашке не осталось никаких следов. Он смазал странную ранку йодом и отправился спать. Наплевать и забыть. Не было ничего. И никогда больше он не будет верить в эту ерунду. Только бы унялась боль, пульсирующая в висках…

Гжесь едва не проспал, потому что забыл включить будильник. Но сработал рефлекс, и удалось не опоздать на работу.

К обеду прошел слух, что Марецкий уходит. Ненавистный начальник решил слинять в другую фирму. Сотрудники, а вернее, сотрудницы, потому что коллектив был почти исключительно женским, кроме Гжеся и Толика-компьютерщика, принялся решать, кого директор назначит им в шефы. Выходило, что либо Мизину, либо найдут кого-то со стороны.

Злясь на весь белый свет, Гжесь вышел покурить. Курил он редко и исключительно на работе, храня для этой цели пачку сигарет в ящике стола.

Стоя у окна на лестничной площадке, он опять подумал о том, что вчера был полным идиотом. И расписку ещё написал. На две штуки баксов. А ведь могут стребовать. Свидетелей не было, а расписка — вот она. Чтоб вы провалились, колдуны хреновы! Заморочили голову, одурманили. Похоже на гипноз или что-то подобное. А Марат эти свои ауры и пузыри наверняка «фотошопом» каким-нибудь рисует, жулик.

Преследуемый нехорошими воспоминаниями, Гжесь отправился обедать в блинную. По пути привычно купил пару билетиков «Спринта». Торговала ими бывшая одноклассница, и каждый раз приходилось покупать эти чертовы билетики, просто так проходить мимо было как-то неловко. И хоть бы раз выиграл! Поставив тарелки на пластиковый столик. Гжесь так же привычно соскоблил покрытие с билетика, и хотел уже отшвырнуть, как вдруг заметил шесть семерок. Не веря глазам, прочитал на обороте, что выиграл. И, кажется, немало.

Дожевав котлету, вернулся к будочке, изукрашенной рекламой всевозможных лото и бинго.

— Ого! — сказала бывшая одноклассница, поправляя очки. — Неплохо. Придется тебе ехать в наш центральный офис, у меня таких денег нет.

— А это не жульничество? — всё ещё не веря в удачу, поинтересовался Гжесь.

— Заплатят, куда денутся… Хотя редко такие выигрыши случаются, очень редко. Обычно только новые билетики и выигрывают.

— Ну ладно, тогда с меня цветы и коробка конфет, а ещё лучше — поход в ресторан!

— Хорошо, — засмеялась одноклассница, становясь похожей на ту девчонку с белесыми косицами, у которой Гжесь списывал контрольные по алгебре.

Он пошел дальше, привычно обходя прущие буром компании молодежи, детские коляски и семенящих с кошелками старушек. У входа в магазин дорогу заступила молодая цыганка, что-то начала говорить, но осеклась, уставилась черными глазами. Потом испуганно пискнула и отскочила, взметнув вихрь шифоновых юбок. Ишь, коза…