Виктория Шавина - Научи меня летать Страница 3

— И совсем не так же, Меми, — грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. — Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.

Хин досадливо пнул туфли на каблуках, а служанка почему-то рассмеялась.

— Им хорошо так под небом бегать, — она подняла туфли и поставила их перед мальчишкой. — А вам зачем в бальной зале? Там нужна другая красота.

«Какая же это красота?» — молча спросил у зеркала Хин. Меми приняла его молчание за согласие и защебетала:

— Надевайте ваши туфельки, а я вам помогу с беретом.

— Нет! — вырвалось у мальчишки.

Служанка весело приподняла брови:

— Да будет вам, господин Одезри. Госпоже он очень нравится.

— Пусть сама его и носит, — пробурчал Хин. — Он смешной.

— Ну, так вы улыбайтесь, — посоветовала Меми и с удовольствием взяла в руки маленькую бархатную шапку.

— Пожалуйста! — взмолился мальчишка.

— Сожалею, — улыбаясь, няня пристроила берет на рыжих волосах и закрепила четырьмя шпильками. — Вы же хотите порадовать госпожу?

Хин опустил голову.

— А теперь я должен играть с этими благородными?

— Правильно, — улыбнулась Меми.

Мальчишка поплёлся к выходу из комнаты.

Близнецы, вооружившись обломками деревянного камня, увлечённо выковыривали булыжник из дорожки во дворе. Хин пошёл к ним, чувствуя спиной одобрительный и весёлый взгляд няни.

— Зачем вы это делаете? — спросил он, останавливаясь рядом.

Один из близнецов засмеялся.

— Смотри-ка, хозяин нашёлся, — сказал он второму.

Второй не ответил, полностью сосредоточенный на своём занятии.

— Чего тебе надо? — грубо спросил у Хина первый, и почему-то приветливо улыбнулся.

Одезри некоторое время молча разглядывал нахала — тот напоминал весёлого духа Солнца и даже в нелепом наряде не казался смешным.

— Вы портите дорожку, — наконец, хмуро заметил он. — Если вытащить такой большой камень, колесо застрянет.

«Дух» снова засмеялся.

— Ну, ты даёшь, — сказал он. — Тоже мне сэррин нашёлся. Оглядись, умник, у вас половины камней не хватает.

Хин не нашёлся с ответом и растерянно переступил на месте. «Дух» капризно надул губы и потянул за рукав второго близнеца.

— Лодак, скажи ему, пусть отстанет.

Хин ожидал, что второй огрызнётся: «Сам скажи», но тот поднял голову и совсем как взрослый — бесцеремонно и деловито — осмотрел Одезри с головы до ног.

— Да он и сам сейчас уйдёт, — заключил второй близнец.

Его слова разозлили Хина, и он потребовал:

— Оставьте камень!

— Ещё чего! — с милым видом возмутился «дух». — Лодак, скажи ему.

— Нас двое, а ты один, — как его и просили, сказал второй близнец. — Впрочем, может ты из тех, кто побежит звать отца?

— У него нет отца, — «дух» пихнул брата под бок.

— Откуда мне было знать, — отмахнулся Лодак. — Я учил родословные, но что-то не припомню там… — он поднял глаза на Хина. — Как там твоё имя рода?

— Одезри! — вмешался «дух». — Но это не имя рода. Он не благородный.

— Да? — живо спросил Лодак. — Какой конфуз. А разодет-то! Что за времена: всякий рядится уаном.

Близнецы захохотали. Хин угрюмо смотрел на камень, который они выкапывали.

— Ты ещё здесь? — весело улыбнулся «дух», отсмеявшись.

— Мать велела мне с вами играть, — мрачно ответил Хин. — Так что я не уйду.

Близнецы переглянулись.

— Какой послушный сын, — усмехнулся Лодак. — Тогда развлеки нас.

— Да, да, развлеки, злюка, — захлопал в ладоши «дух».

— Придумай игру, — предложил второй близнец.

Хин повёл их на стену — сторожевой даже не проснулся — остановился у зубцов, встал на носочки и указал рукой на горизонт.

— На самом деле, — сказал он, — я не здесь. Я — там, на свободе. И я не человек, я — птица. Я могу улететь, куда захочу. Я могу увидеть весь мир. Я чувствую ветер на своих перьях, я чувствую Солнце, и я вижу…

— Что ты дурак, — перебил его Лодак. — И руки раскинул. Давай, прыгай вниз, раз ты птица. А мы посмотрим, как ты полетишь.

«Дух» засмеялся.

— Да всё не так, — разозлился Хин.

— Дурак и есть, — утвердил второй близнец. — А теперь и от слов своих отпираешься.

Мальчишка больше всего не любил совместные трапезы: завтраки и обеды. В унылой столовой на первом этаже не было окон, голые каменные стены подавляли древностью и безразличием. Четыре лампы, в которых роились шарики света, освещали длинный прямоугольный стол и сидевших за ним людей, а вчетверо большая часть комнаты лежала в полумраке за их спинами. Хину всегда казалось, будто столовая что-то замышляет.

В ней жили странные существа, прекрасно изучившие повадки людей — поэтому-то их нельзя было застать врасплох, поймать и разглядеть. И всё же мальчишка часто замечал, как их тени пробегают по полу, стенам, а то и потолку. Всё время трапез он гадал, на что они похожи, и почему живут в столь мрачном месте.

Однажды он обратился к ним мысленно и предложил поселиться в других комнатах крепости, описал, как там хорошо: тепло, светит Солнце, в спальнях есть даже занавеси и ковры. Существа не ответили и даже не показались на глаза. «Почему они не хотят? — раздумывал Хин. — Конечно, ничего особенно заманчивого наверху нет, но как можно отказаться от Солнца?»

Время от времени взрослые прерывали его размышления. Мать как всегда одёргивала: сиди прямо, не клади локти на стол, отвечай, когда тебя спрашивают, не смотри в никуда. Тадонг пытался завязать разговор, но Хин упорно молчал, и даже Надани уже смирилась с таким поведением сына. Мальчишке не нравился покровительственный тон мужчины и его нелепый наряд, выпученные глаза, полные губы, рыжие волосы, короткие пухлые пальцы. У него вызывала отвращение тщательность, с которой Тадонг разделывал пищу, и то, с каким достоинством пережёвывал каждый кусок — будто перетирал меж двумя жерновами челюстей.

Хин пытался понять, разделяют ли обитатели столовой его отношение к мужчине, или же им все люди кажутся чужими и неприятными, но не мог истолковать значения теней. «Каково это: жить в мире без света? — едва его оставляли в покое, как он возобновлял раздумья. — Не нужно думать о смешной одежде, но с другой стороны жить во тьме — всё равно, что быть слепым. Только это не значит быть другим, потому что все люди вокруг тебя тоже слепы».

Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. «У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну».