Сергей Раткевич - Искусство предавать Страница 3

Оживило его совсем другое чудо. Этим чудом была наступившая ночь. Утомившись страдать ничком, он перевернулся на спину и внезапно оказался лицом к лицу с ночным звездным небом. Никогда ранее не виданным ночным звездным небом. Это потрясало до слез. Это было больше, чем он мог себе представить.

Ему казалось, что все самое красивое он оставил позади, что впереди лишь то, к чему он должен привыкнуть, что придется, стиснув зубы, терпеть, с чем должно смириться ради великой цели, и лгать, лгать, лгать… столько, сколько понадобится.

Он никогда бы не подумал, что здесь, наверху, просто над головой, над головой у каждого бродяги и проходимца, совершенно бесхозное и бесплатное висит то, что можно почесть величайшим сокровищем вселенной. Он и представить себе не мог, что прямо над ним, во всей своей неизмеримой простоте и загадочности висит Истина. Глядя на нее, лгать просто невозможно.

Он все-таки разрыдался.

Он был лучшим лазутчиком среди гномов. Его хорошо готовили. Он знал о людях и верхнем мире многое. Его наставнику казалось, что почти все. Вот только о звездном небе ему не позаботились рассказать.

А лучше бы показали. Разве ж о таком расскажешь?

— Это все из-за отсутствия пива, — сказал он сам себе, вытирая непрошеные слезы. — Такую головную боль должно употреблять вместе с пивом. Непременно вместе с пивом. И никак иначе.

Но он знал, что пиво тут ни при чем. Его рука привычно огладила отсутствующую бороду. Он вздохнул. Не за что ухватиться, не за что!

Ты столько думал о предательстве и лжи, но ведь на самом деле ты не хотел предать всех гномов. Только дураков, ведущих в бездонную пропасть ради личных амбиций. Только слишком старых и наивных, чтобы понять… а теперь… теперь тебе страшно. Глядя на это небо, так легко вовсе забыть о доме. Просто забыть, уйти, раствориться в этих чудесных огнях и… вот это и будет настоящее предательство, Шарц. Никого не предавать — это и есть самое страшное предательство. Непростительное. Проклятые огоньки украли твое сердце. Украли. Вот почему люди сильней гномов. Им есть что защищать… И ты принесешь это всем остальным гномам. Ты заставишь их смотреть в это небо столько, сколько понадобится, чтоб они поняли. Они имеют право это увидеть. Каждый имеет право на счастье. Ты не предашь свой народ, Шварцштайн Винтерхальтер, предатель.

А звездное небо смотрело на него, такое спокойное и мудрое, такое невероятно ничье… и в то же время… в то же время этим сокровищем владел каждый. Каждый, у кого были глаза.

— Любой, самый нищий, самый ничтожный человечишко богаче самого богатого гнома, — потрясенно прошептал разведчик. — Каждую ночь он может смотреть в небо и видеть звезды. И никакие алмазы с изумрудами не заменят этот живой огонь! Я даже не знал, какие мы… какие мы бедные, там у себя внизу…

Он подумал, что те, кто живут среди такой красоты, не могут быть очень уж злы и жестоки. И даже, если тупые сволочи во главе с мерзавцем Маэлсехнайли натворили что-то совсем беспросветное, все равно есть надежда договориться с теми, кто, ложась спать, укрывается таким невероятным сокровищем. По крайней мере, у него эта надежда есть.

Ради этого он готов лгать. Лгать долго, истово, истошно… лгать до тех пор, пока не придет время сказать правду. Сказать правду и просить за всех гномов Петрии. И снова лгать, и опять говорить правду. Встать на колени и повторить все это еще раз. И еще. И сколько потребуется. У него хорошие доводы. Могучие. Люди услышат. Они не могут не услышать. И пусть тогда звездное небо встанет за его спиной и попросит вместе с ним. Оно само по себе довод, и люди привыкли внимать его речам куда больше, чем болтовне малознакомого гнома, люди просто не могут не прислушаться к собственному небу, ведь там живет их Бог. Если небо попросит вместе с ним, люди услышат. Разведчик смотрел в небо, и оно отвечало ему несказанной теплотой. Вместе у них получится.

А какой все-таки счастливый, верно, этот ихний Бог — жить там, наверху, это же, наверное, так здорово… так, что даже и представить себе невозможно.

А ведь голова не болит больше. Совсем не болит. Это все оно. Небо. Он сразу понял. Это все звезды кажется, так их называют…

«Это все звезды», — подумал он с благодарной нежностью, завернулся в ночь и уснул.

«Хочу пива», — проснувшись с утра пораньше, подумал Шарц и понял, что его кто-то ест.

Он вскочил, стряхивая с себя мелких ползучих тварюшек, отчаянно кусавших его за все, за что только можно.

Муравьи. В Подгорном Царстве они тоже встречаются, лекари их даже разводят, но чтобы так много и такие злые!

А ты не ложись спать рядом с их домиком, болван!

Опять меня штрафуют за нарушение границ, плохой из меня лазутчик. Тоже мне, «последняя надежда». Хорошо, что это всего лишь муравьи, а не стражники короля Джеральда.

«Верхний Мир — это не только восхитительные звезды, это еще и гадкие муравьи». — подумал новоявленный карлик, изо всех сил стряхивая с себя гнусных кусачек.

— Бабушка, а почему эльфы были такие жестокие?

— Жестокие, внучек?

— Нам Наставник рассказывал, как они нас победили. И что потом было. Скажи, бабушка, как же так… ведь гномы им ничего не сделали! За что же они нас так ненавидели?

— А что тебе Наставник сказал ?

— Сказал, они от природы такие. Сказал, они не гномы, даже не люди, они были просто животные. Даже хуже, чем животные.

— Наставник тебе ответил, так почему ты у меня спрашиваешь?

— Потому что… потому что они не похожи на животных!

— Скажи на милость, а где ты видел эльфов?

— На той картинке, что у Наставника.

— И на кого они, по-твоему, похожи ?

— На нас, бабушка. На людей тоже, но ведь люди… они же не животные, они тоже, как мы. Они могут мыслить. Так почему эльфы должны быть животными ? Они похожи на людей, на нас, значит, они тоже должны мыслить. Может, не так хорошо, как мы, но должны же! Они делали топоры, луки, стрелы, мечи, наверно, они хорошо их сделали, раз наши самые-пресамые цверги с ними не справились. Животные не могут делать оружие и сражаться в битве. А эльфы могли. Значит, они были разумны. Так почему они были так жестоки ?

— Почему ты не задашь свои вопросы Наставнику?

— Потому что мои мысли спорят с тем, что он говорит.

— Значит, он ошибается?

— Что ты, бабушка! Наставник всегда прав! — испуганно возразил юный гном. — Он не может ошибаться, ведь он — Наставник.

— Поэтому ты и спрашиваешь у меня?

— Поэтому я и спрашиваю у тебя, бабушка. Наставник всегда прав, а мне действительно нужен ответ на мой вопрос.