Пол Андерсон - Выполненное задание Страница 3

Но это не имело никакого значения. Густая черная волна апатии захлестнула его.

— Ладно, мы заберем его и подробно во всем разберемся, чтобы прояснить ситуацию.

— А разве мы еще этого не сделали? — Сэм, наверное, был новичком в этом деле; скорее всего, его перевели из другого подразделения.

— Нет, черт возьми! Как ты думаешь, почему нам приказывают оставлять все найденные вещи там, где они были найдены? Настоящий эксперт на основании того, как сложено, ну, например, нижнее белье, может определить, хочет ли сумасшедший в глубине души убить своего отца или придушить мать.

— Или обоих? — оскалил зубы Сэм.

— В этом случае, я думаю, возможно. Ты же помнишь, у нас есть ордер на срочный арест. Еще одна причина, чтобы побыстрее доставить его куда надо. — Джо широкими шагами направился к креслу — пол слегка задрожал под его весом — и схватил Бейли за руку. — Вставай, придурок. Доктор уже ждет тебя.

Бейли пошел с ними, еле передвигая ноги. Они остановились, чтобы запереть и опечатать дверь. Наверное, известие об аресте разнеслось по всему дому; коридоры и лестницы были пусты. Шаги отзывались эхом.

Снаружи беспощадно сверкало солнце, в летнем небе описывали круги быстрокрылые чайки. Такому ясному дню даже удалось осветить неуклюжие утилитарные фасады домов, выстроившихся по обеим сторонам улицы, неуклюжие утилитарные одежды прохожих, спокойно идущих по своим делам. Мимо с каким-то электрическим спокойствием проезжали автомобили; «Все-таки, им присуща определенная безвкусица» — подумал Бейли. На полицейском автомобиле не было маркировки. Это был «шевроле» выпуска 1989 года с нескладывающимся верхом.

В приступе возмущения Бейли воскликнул:

— Почему?

— Почему что?

— Гражданские автомобили. И требование, чтобы хорошо просматривался салон автомобиля. Не доводит ли это требование анти-интимности до смехотворных крайностей?

Сэм вытащил блокнот и стал записывать.

— Как пишется слово «смехотворный?» — спросил он.

— О, это неважно, — ответил Джо.

Бейли снова замолчал. Джо открыл дверцу автомобиля и сел за руль. Сэм и Бейли разместились на заднем сиденьи. У Бейли не было никакого желания смотреть на своих тюремщиков, поэтому он уставился в окно.

Они проезжали мимо местного служебного телевизора. Впервые — с тех пор, как он переехал в этот район и научился не замечать этот экран — он обратил на него внимание. Экран был размещен на стене, неподалеку от автобусной остановки. Как всегда, когда не было никаких экстренных объявлений, экран убеждал публику следовать правилам гигиены.

«Это недопустимо!» — кричал экран, и на секунду вспыхивало изображение запущенной личности, которая ползла по земле, что-то бормоча и время от времени снимая с себя воображаемых блох. Изображение оставалось на экране недолго, чтобы у каких-нибудь зрителей не активизировалась скрытая до сих пор ипохондрия. «Только так!» После этого на экране возникала стопроцентная американская семья — дюжий отец, красивая, но скромного вида, мать с не слишком большой грудью и четверо красивых детей

— все они маршировали в будущее с улыбками, напоминающими рекламу зубной пасты. Дети шли по порядку: первый — нордической расы, второй — негритенок, третий — с восточными чертами лица, а у последнего еврейский нос выделялся настолько, что спутать национальность было просто невозможно. Устранение всяких поводов для недовольства национальных меньшинств, в конце концов, важнее неукоснительного соблюдения законов генетики. «Да, только так!» (звук фанфар) «Быть чистым, быть в порядке, быть счастливым!» (Барабанная дробь) «ДУМАЙ О ЧИСТОТЕ! ДУМАЙ О ТОМ, ЧТОБЫ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ! ДУМАЙ О СЧАСТЬЕ!»

Немного дальше, как помнилось Бейли, висел плакат, обещающий вознаграждение в десять тысяч долларов ($10.000) тому, кто предоставит информацию для ареста и лечения любого лица, страдающего психическим расстройством и скрывающего это от властей.

Чуть в стороне, на тротуаре, полицейский вручал повестку женщине средних лет. Возможно, она дерзко ответила ему, а может, это была лишь выборочная проверка; на какой бы скорости не проезжал мимо Бейли, он все равно узнал бы эту розовую полоску бумаги: «Настоящим документом вы направляетесь в Центр, в котором вы зарегистрированы… вы обязаны явиться в Центр не позднее… для осмотра и освидетельствования устойчивости нервной системы… в случае неподчинения, при отсутствии уважительных причин…» Женщина выглядела скорее раздраженной, чем испуганной. Радикальные меры вроде этого Закона и не могли быть осуществлены — ведь большая часть общественности не считала, что необходимо что-то предпринимать в связи с участившимися случаями душевных расстройств. Закон не мог сработать без участия в его выполнении большинства.

Полицейский автомобиль проехал вдоль парка Голден Гейт, мимо стадиона «Кезар». На лужайке сидели школьники в аккуратных белых формах; шел урок гигиены. Перед ними стояла учительница. Она была молодой и хорошенькой, и не часто можно было увидеть такое количество открытого женского тела. (Какая тонкая веревка для эквилибриста — стыд перед естественными функциями с одной стороны и похотливые интересы с другой!) Когда-то Бейли нравилось это зрелище, обычно он пропускал мимо ушей ее монотонную речь: «Ну, дети, наступило время подумать о хорошем. Давайте сначала подумаем о красивом солнечном свете. Один, и два, и три, и четыре…» Но сегодня он был погружен в свою внутреннюю темноту. Кроме того, машина уносила его прочь слишком быстро.

Улица круто поднималась вверх, пока на самом верху не показались корпуса клиники; они выглядели как отвесные скалы. Бейли еще помнил то время, когда в этих корпусах находился медицинский центр университета. Но это было до того, как единственный класс заболеваний получил абсолютный приоритет.

Автомобиль остановился у главных контрольных ворот. Кроме двух дородных охранников, тут можно было увидеть обычную для амбулатории очередь. Она состояла из амбулаторных больных; пограничное состояние пациентов требовало их ежедневной явки для получения предписанных транквилизаторов. Несмотря на ведущуюся пропаганду, убеждающую в том, что проблемы эмоционального характера не более отвратительны, чем любые другие проблемы, очередь, продвигающаяся ко входу, представляла собой вереницу людей с поникшими головами. И выходили все крадучись, и каждый — отдельно. Служитель, который следил за продвижением очереди, скучал, и вряд ли его можно было назвать вежливым.

«Но… может быть, мне удалось бы избежать всего этого», думал Бейли. «Если бы я признался в том, что со мной не все в порядке, еще в самом начале, то этот ход событий можно было бы приостановить, меня бы просто „отрегулировали“. Но нет». Он сжался. «Я не хотел, чтобы меня „регулировали“. Я хотел идти своим собственным путем, а теперь слишком поздно».