Нолан Майлз - Кольцо судьбы Страница 3

Плакал Донно по большей части с раннего утра, так что постоянные посетители его заведения предпочитали приходить вечером или ночью. Соня и пришла вечером, но, как назло, утром Толстяк был занят иными важными делами, а потому жалобные вопли перенес на более позднее время — стоило девушке войти в зал, как он немедленно скрючился на своем табурете, вцепился в пятку, сморщился, открыл рот и завизжал.

— Проклятье, — сказала Рыжая Соня огорченно.

— Тысяча проклятий! — вздрогнув от неожиданности, поддержали ее посетители.

Их хорошее настроение было испорчено. Они знали: белобрысый толстяк Донно теперь не успокоится до полуночи. Конечно, они могли встать и уйти в другую таверну, однако только в «Золотом льве» разрешалось буйствовать, драться (разумеется, с последующей оплатой хозяйских убытков), орать во все горло и все в том же роде. Приличным багдарунцам такие преимущества были ни к чему, но в таверну Толстяка Донно приличные багдарунцы не забредали.

Девушке надоело наблюдать за кривляньями Толстяка, и она устремила взор на дверь. Если Панищеро действительно богатый купец, он не преминет заглянуть в знаменитую и очень дорогую багдарунскую таверну. Памятуя о малом росте владельца кольца Эгидея, Соня смотрела на нижнюю половину двери и на ступеньки, так что видела только ноги входящих. Ноги в основном были кривые, некоторые грязные и с нестрижеными ногтями, торчащими из сандалий; иные красовались в парчовых туфлях, а прочие парились в кожаных сапогах. Карлика Соня не обнаружила. Вздохнув, она заказала кружку вина и лепешку с сыром. Да, нынче Толстяк точно не назовет ее «любезнейшей госпожой Рыжей Соней» — подумает, что денег у нее опять нет, и очень ошибется: золотые Амиреса бренчали на дне ее вместительного кошеля. Если б она хотела, то купила бы и хорошего вина, и мяса, и свежего хлеба…

В этот момент дверь снова скрипнула и… На ступеньку прыгнул крошечный господин, коего блюститель описал совершенно верно: лицо безусое и безбородое, нос кривой, глазки маленькие, губы толстые… Без сомнения, Амирес был красивее его.

Мимолетная усмешка скользнула по губам девушки и сменилась робкой, милой, нежной улыбкой. Ресницы дрогнули, лучистый взор обратился на нового гостя «Золотого льва» с таким доверием, что тот сейчас же его почувствовал и тоже посмотрел на Соню. Личико карлика сморщилось — тонкие губы расползлись, обнажая кривые желтоватые зубы. Похоже, он подарил Соне самую свою обаятельную улыбку.

На кривых ножках он подбежал к ее столу и ловко взобрался на скамью. В его масленых глазках так и плавилась похоть, от чего девушку передернуло и она мысленно произнесла пару оскорблений в адрес этого сластолюбца. При этом конечно, взор ее остался робок и доверчив…

— Вокруг одни красавцы, — с ходу пожаловалась она Панишеро, — а они, как известно, заботятся только о себе. А кто же позаботится об одинокой девушке?

— Я, — сообщил ей карлик незамедлительно. — Я, купец Панишеро.

— Какое счастье, — с облегчением вздохнула Соня. — Я уж думала, что никогда не найду крепкой мужской руки, на кою смогу опереться.

— Вот она! — Панишеро протянул девушке руку. — Скажи мне, как тебя зовут, и я вручу тебе ее на некоторое время.

— Почему ж только на некоторое время? — удивилась та. — Твоей рукой я хочу владеть вечно.

— Вечно не получится — я женат. Но на половину луны вполне можешь рассчитывать. Так как же тебя зовут, красавица?

— Рыжая Соня, — мрачно буркнула она в ответ.

Только к ночи они появились в великолепном доме, ранее принадлежавшем сотнику городской стражи.

Панишеро накачался дорогим вином Толстяка Донно так, что левая ножка его, бывшая немного короче правой, ослабла в колене и все время подворачивалась. Карлик, само собой, норовил упасть прямо на Соню, но девушка была начеку: она незаметно отклонялась в сторону, а после с удовлетворением наблюдала, как коринфиец падает на землю и барахтается, не в силах подняться, пока она не соизволит взять его за шиворот и поставить на ноги…

Утратив устойчивость, купец тем не менее сохранил четкость мысли. Он подробно описал спутнице дорогу к дому и сам дом, поведал о цели прибытия из Коринфии в Туран и даже развлек девушку милой историей о своем дедушке, который был настоящим великаном, а после ссоры с одним злокозненным колдуном стал карликом.

Соня усомнилась в правдивости сего рассказа, и, как выяснилось потом, не напрасно. Панишеро оказался величайшим лгуном на свете. Из десяти его слов девять с половиной были наглой ложью, и только наипоследний глупец умудрился бы ему поверить.

В доме, изнутри обставленном с утомляющей роскошью, Панишеро усадил гостью за стол и засыпал байками о своей многочисленной родне, сплошь состоящей из великанов. И только после полуночи, заметив наконец, что девушка устала, он всучил ей кубок с вином и проворно посеменил в свои покои, дабы подготовиться к любовным утехам.

Рыжая Соня слыхала, что в Коринфии принято предаваться любви в халате и в туфлях. Этот странный обычай сейчас был ей только на руку: пока карлик облачался в подобающий случаю наряд, она намеревалась обшарить зал. Однако Панишеро вернулся на удивление быстро — Соня не успела даже подойти к большому ларцу у зеркала

— Вот и я! — обрадовал ее он. — Ну пойдем же скорее со мной, моя милая!

Соня обозрела его с нескрываемым отвращением. Халат на карлике был парчовый, яркого красного цвета, кокетливо распахнутый на горбатой груди; расшитые золотом туфли с виду напоминали копыта…

— Что ж, пойдем, — усмехнулась она. Счастливый карлик, подпрыгивая и напевая, устремился в коридор. Соня шла за ним, напряженно раздумывая, где же все-таки отыскать кольцо Эгидея. Ясно, что хитрый купец не стал бы прятать его в огромных сундуках с товаром, что стояли у входа в зал и охранялись всего одним сторожем. Скорее всего, Панишеро укрыл сокровище в своих покоях…

Как раз в этот момент они вошли в его комнату.

Девушка равнодушно оглядела богатое убранство, затем присела на край огромной кровати. Она намеревалась осторожно выспросить у пьяного Панишеро про кольцо Эгидея, а потом уже действовать по обстоятельствам. Можно было просто прикончить коринфийца и уйти — вместе их видели только в «Золотом льве», так что Соня ничем не рисковала. Однако убийство ради обладания какой-либо вещью или имуществом ей всегда претило. Вот если бы Панишеро согласился на честный бой… Девушка с сомнением глянула на подпрыгивающего у зеркала карлика, вздохнула и покачала головой: нет, он ни за что не будет с ней драться. Да и сама она тоже не станет связываться с таким малюткой…