Юлиана Суренова - Город богов Страница 3

Лис нервно повел плечами.

— До следующего оазиса полгода пути, — Лис этим утром уже успел свериться с картами и знал наверняка. "Долго, — мысль вонзилась ножом в сердце. — Караван не одолеет этот путь, не пополнив запасов. И в пустыне станет еще на один караван меньше, — его брови сошлись на переносице. — Конечно, мы могли бы попросить помощи у Него, — он искоса взглянул на Шамаша, — для бога нет ничего невозможного. Что Ему стоит приблизить нас к следующему городу, или оживить ледяной замок… — он прервал себя, не позволяя закончить мысль, — нет, мы не можем, словно рабы, всецело полагаться на чужую, пусть даже божественную волю. Мы должны идти людским путем, свидетельствуя перед лицом бога, что достойны той свободы, которой Он нас наделил"!

Однако, присмотревшись к пламени, освещавшему горизонт, он успокоился.

— Ты ошибаешься, Атен, — проговорил он, — этот город еще не превратился в ледяной дворец госпожи Айи, ты же видишь…

— Я-то вижу. А вот ты стал плохо слышать! Я говорил не о мертвом городе!

— Но ты же…

— Я сказал — "Город мертвых".

— Ну, знаешь, — Лис нервно повел плечами. Он мог преспокойно поминать имя Нергала, не боясь, что господин Погибели обрушит весь Свой гнев на позвавшего Его всуе. Но вспоминать о Его владениях на подступах к оазису помощник бы никогда не посмел.

— Это не Куфа, — произнесенное Шамашем название заставило вздрогнуть его собеседников.

Все имена городов были священны и беззвучны для людей, рожденных за их стенами, не говоря уж об этом, которое никогда прежде не произносилось вслух. Да, оно и постоянно витало в мыслях, но не находя выхода во власти запрета, основанного не на законе земли, а на страхе души перед тем, что Мертвый город, получив имя, обретет плоть.

— Но что-то ведь беспокоит Тебя, — Атен лишь дважды видел это хмурое настороженное выражение тревоги в глазах повелителя небес: когда Тот встал между Мати и чужаками, не давая последним расправиться с девочкой, и когда на пути каравана пролегла трещина.

И еще. Пусть караванщик перестал по поводу и без повода говорить об этом вслух, однако в своих мыслях он с течением времени лишь все сильнее и сильнее укреплялся в вере, что дорога свела его с самим богом Солнца. Тем более что, как он теперь отчетливо видел, эту веру уже стали разделять с ним и все остальные караванщики, за исключением, разве что, детей, продолжавших относиться к Шамашу, несмотря на все старания их родителей, как к обычному магу… Хотя, конечно, разве может быть маг обычным? И, все же, наделенный даром, ведь это не бог.

А если рядом повелитель небес, то ведь и Его враг должен быть где-то невдалеке…

— Я никогда прежде не бывал в ваших городах, — негромко произнес колдун. — Мне любопытно взглянуть на их жизнь и, в то же время, душа боится разочарования, словно заранее зная, что увидит совсем не то, о чем мечтает, на что надеется.

— Конечно, нынешние города не похожи на великие царства легендарной эпохи. Самые прекрасные из их дворцов могут показаться жалкими лачугами рядом с жилищами обычных крестьян или ремесленников во владениях Гамеша, — на миг Евсею стало горько, оттого что он, наверное впервые в своей жизни не на словах, а в своем разуме, сердце вынужден был признать, что, несмотря на все надежды и мечты, земля уже пережила свой Золотой Век. — Минувшее ушло безвозвратно. Наша беда, а не вина, что нынешнее поколение — лишь жалкая тень великих предков.

— Это потому, что мы вынуждены в первую очередь думать о выживании, — склонив голову, проговорил Лис, в глаза которого прокралась грусть та же грусть. Он горько усмехнулся: — И больше ни на что у нас просто не остается ни сил, ни времени.

— Как можно сравнивать нечто, между чем лежит бездна? — Шамаша качнул головой, а потом, ничего не говоря, задумавшись над чем-то своим, двинулся в сторону ряда повозок.

Его проводили молчаливыми взглядами, когда никто не смел нарушить тонкого полотна тишины, нависшего прозрачным туманом над караванщиками.

Атен не сразу заметил, что повозки остановились, люди, покинув свои места, подошли к тем, от чьего решения зависела их судьба и замерли, ожидая, что будет дальше.

— Не припомню случая, чтобы что-то омрачало радость приближения к городу, — сказал Лис, сощуренные глаза которого смотрели на своих спутников с нескрываемым удивлением. — А после того, что пришлось пережить в этот переход, я думал, все будут плясать от счастья, увидев оазис. Что с вами, люди? Что же это за страх в ваших глазах? Чего вы боитесь? Или кого? Неужели горожан?

Хозяин каравана с некоторым сомнением взглянул на помощника.

— Не может быть, чтобы ты не чувствовал этого, — наконец, проговорил он.

— Я страж, а не жрец, — тот повел плечами, чувствуя некоторую неловкость от того, что его не коснулись общие для всех переживания.

Атен огляделся.

— Рани, — окликнул он находившуюся рядом невысокую тучную женщину — мать Ри.

Та быстро подошла, остановилась, ожидая, когда хозяин каравана объяснит, для чего она понадобилась.

— Лис спрашивает, — глядя в глаза женщины, начал Атен, — что за страх останавливает нас в двух шагах от столь долгожданного города.

— Разве ты не понимаешь? — Рани подняла на хозяина каравана удивленный взгляд.

— Я-то отлично понимаю, — Атен грустно усмехнулся. — Но Лис — нет.

— Почему же ты не объяснишь…

— Нас с Евсеем он считает жрецами, объяснений же ждет от простых людей. Я надеялся: ты поможешь.

— Почему бы нет? — Рани пожала плечами. Она быстро огляделась вокруг, нашла взглядом Шамаша, возвращавшегося к своей повозке, затем вновь повернулась к Лису, чтобы сказать: — Мы боимся потерять Его, — женщине не было нужды объяснять, Кого она имела в виду, когда все было понятно и так.

Эта краткая фраза… Она объясняла все, не скрывая истины за ворохом бесполезных блеклых слов, призванных защитить испытывавшую необъяснимую робость перед лицом правды душу.

Собственно, не было ничего удивительного в том, что искренность Шамаша, его стремление всегда говорить только правду и не оставлять ни один вопрос без ответа оказались заразнее, чем безумное поветрие. Его правилам начинали следовать, чтобы походить на того, в ком видели бога.

— Потерять?

— Ну, — та смутилась. Ей казалось странным, что кому-то приходится объяснять такие само собой разумеющиеся вещи. — Он шел с нами по пустыне. А теперь увидит город, так отличающийся от однообразия холодных снегов… Что если Он захочет остаться…?

Атен слушал и не слышал ни слова, смотрел на собеседников и видел их словно со стороны. Ему казалось, что все происходит не с ним, что он — лишь молчаливый свидетель чего-то необъяснимо далекого, отстраненного.