Владимир Рогач - Изменить нельзя Страница 3

Это было не уважение — отвращение. Природное, естественное.

Больно гладко выбрит, — замечаю, демонстративно отправляя в рот очередное не пойми что, похожее на галету. Вздыхает — как-то даже сочувственно.

— Умный? — спрашивает, сплевывая с нескрываемым отвращением насквозь прочесноченную дрянь. — Умный, да?..

Потом следует безобразная сцена отнюдь не беспорядочной стрельбы в четыре руки. Спасибо Гоше — его тело, видимо, все же противится воле подселившегося и трансформирующегося сейчас Горбатого — упырь так ни разу и не попал. А я не промахнулся…

— Как ты догадался? — интересуется Огнелов, изучая беснующегося упыря, преобразовавшего-таки чужой облик в свой, родной, до сих пор невозможно живого, хорошо хоть упакованного в серебряные цепи. Оказывается, Глеб лично все пять дней сидел безвылазно в потайной каморке у своего кабинета — ждал явления нашего заклятого, или, если хотите, кровного врага. Ну и меня стерег, понятно, пока бригады по городу рыскали в бессмысленном поиске.

— Выбрит он был больно гладко, — объясняю. — А потом Гоша умудрился-таки, воспользовавшись его задумчивостью или еще чем, сунуть ему в пасть собственной стряпни. А там же чеснок сплошной. — какой упырь проглотит? Его чуть не стошнило…

— Понятно, — кивает Ловчий. Потом коротко бьет по воздуху между собой и Горбатым. Глаза того, только что налитые красным, гаснут, словно свечки. «Мне бы так», — завидую. Глебу завидую, а не вампиру, схлопотавшему от Огнелова, — тому сейчас не больно-то позавидуешь.

— Жалко Гошу, — кривится Глеб. — Его ведь теперь от этого не отделить, — кивок, как плевок, в сторону погашенного упыря. И уже деловым тоном добавляет: — Кстати, готовься, Шарапов. Командировка в Африку. Твой друг Чен Ко уже там — внедряется в шайку местных перевертышей-людоедов. Ты будешь от нашей Управы в качестве специалиста-консультанта по работе с внедренными агентами. На рожон не лезть — тамошние выворотни тебя вмиг раскусят… — Поняв излишнюю недвусмысленность своего «раскусят», умолкает на миг, но тут же, звеня серебром в голосе, напоминает: — Только кабинетная работа! Чисто консультативная помощь! Все остальное сделают Чен Ко и тамошние силовики!

— А почему я-то вообще? — то ли удивляюсь, то ли возмущаюсь я — сам для себя пока не решил.

— Ну, во-первых, Чен Ко просил — понравилось ему с тобой в связке работать.

«Эй, полоняне, берегите глотки — облизнулись золотые львы», — пришла на ум строчка из старой песни.

— А во-вторых?

— Ты че, Шарапов? — вытаращился Глеб. — Фамилие свое забыл? Ну тогда в зеркало глянь — думаю, уже можно…

Помню я «свое фамилие», Ловчий мог бы и не напоминать. Шарапов — вроде сокращения от «шар арапов». Шар — идеальная форма, в данном случае — форма ауры. Максимальная защищенность, максимальная приспособляемость и т. д., и т. п., и др., и пр. Ну а какого цвета на лицо арапы, думаю, жителям страны, где родился, жил, летал и погиб в воздушной дуэли Пушкин-ас, объяснять не нужно. Черен я ликом от природы, но, в силу идеальной формы ауры, способен к смене характерных расовых признаков. Непонятно? Я — человек-оборотень или расовый выворотень — как угодно. В зверя-то не превращусь, а вот пигментация кожи и волоса, фигура, разрез глаз, нос, губы, надбровные дуги там…

— Только здесь не меняйся, — просит Глеб, не привычный еще к таким способностям у людей. У нечисти, нежити и нелюди это привычно, у них это — зло, если, конечно, как в случае с Чен Ко, не обращено во благо. А вот у просто людей чтобы — мало кто привык. Даже Глеб, Огненный Ловчий. — Не люблю, — добавил, невольно скривившись.

Вежливо приостанавливаю обратную трансформацию на середине. Хоть «а то меня стошнит» не говорит, как в первый день знакомства, — и на том спаси бог.

— Встретимся еще, — протягиваю ему уже почти черную ладонь.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — хмыкает, пожимая мою руку, Глеб. — Встретимся, конечно.

А где, не уговариваемся. Известно ведь, что место встречи изменить нельзя.