Ольга Хожевец - Пламя на воде Страница 3

   В таверне он практически прозевал нападение, которое ждал больше трех недель. Дрался без доспеха, получил кислотные ожоги, и теперь все тело горело огнем. Голова после удара кружилась и гудела. Барс пошатнулся в седле и усмехнулся посетившей его мысли: свалиться с лошади было бы, пожалуй, закономерным завершением его сегодняшних приключений. С лошади он не падал лет эдак с шести.

   Барс не просто воспитывался в Замке Ордена Пламени, как бывает обычно - он родился и вырос в нем. Будущим ученикам случалось попадать в Замок разными путями. Чаще всего - это сироты и беспризорники, которых рыцари подбирают по всему миру, если обнаруживают искру магического таланта. Откупленное потомство нищих. Дети-бастарды, проданные аристократической родней под большим секретом. Иногда - пришедшие своим ходом подростки-романтики.

   Мать Барса явилась в Замок сама, будучи на последнем месяце беременности; категорически отказалась что-либо кому-либо объяснять, родила сына и уже через два дня бесследно исчезла, не оставив ребенку ни имени, ни памяти о себе. Мальчика выкормили козьим молоком. Был он вначале хилым, часто болел и несколько раз чуть не отправился к праотцам, но выжил и годам к двум окреп. К четырем уже имел на ферме - так называли часть Замка, где жила малышня - прочную репутацию задиры. Учился Барс легко, но долгие годы штудий вспоминать не любил. По необходимости суровая школа Ордена к сентиментальностям не располагала. Этап послушничества пролетел быстро, как и год обязательного странствия, и в Башню Барс отправился, будучи на несколько лет младше принятого возраста. Возможно, это было ошибкой. То, с чем сталкивается послушник в Башне, обсуждать не принято ни с кем, и Барс тоже ни с кем не делился, но вышел он оттуда совсем другим человеком. Проведя в Башне год, Барс постарел внешне лет на пятнадцать, навсегда распрощался с юношеской задиристостью и стал замкнутым и молчаливым. Его магическая искра развернулась после Башни в талант выдающейся силы, но даже это, как, впрочем, и возведение в ранг рыцаря, не доставило ему ожидаемой радости. Изготовив доспех и оружие - каждый рыцарь делал это для себя сам - Барс покинул Замок Ордена, втайне надеясь никогда не возвращаться в него.

   Годы странствий слегка подправили его характер, хотя прежней живости он так и не приобрел. По крайней мере, когда несколько лет спустя Барсу все же пришлось вернуться в Замок, он обнаружил, что это вовсе не неприятно и даже в чем-то сродни возвращению домой - так он это для себя определил, хотя сравнивать ему было не с чем. Теперь он частенько исчезал на годы, но снова и снова возвращался, чтобы немного отдохнуть. Долго усидеть на месте не мог: неизбежно наступало время, когда он вновь становился неоправданно молчаливым, маялся несколько дней, а затем поспешно собирался в дорогу.

   В Башню Барс вошел мальчишкой, которому едва исполнилось шестнадцать. Рыцарем стал в семнадцать, имея внешность тридцатилетнего и неизвестный груз за душой. Постепенно реальный возраст догнал видимый, а затем и перегнал. Вернувшиеся из Башни не менялись, как обычные люди - их продолжительность жизни увеличивалась во много раз, если только не обрывалась насильственным путем. Барс продолжал выглядеть тридцатилетним, с каждым приездом заставая в Замке новое поколение пацанов.

   Барс не вел счет убитой им нечисти, но если бы кто-нибудь потрудился сделать это, счет оказался бы весьма солидным. Сверхчувствие - способность ощущать напряженность пространства, предваряющую прорыв - тоже было результатом посещения Башни, но с годами совершенствовалось. Обычно Барс работал чисто: обнаружив место будущего прорыва, он поселялся поблизости, выжидал и в нужный момент встречал тварей во всеоружии, не позволяя им разползтись и натворить бед. Таких проколов, как нынче, с ним не случалось очень давно, и теперь Барс мысленно честил себя на все лады, медленным шагом проезжая вдоль темнеющей лесной опушки. Самое обидное, что рыцарь искренне не мог понять, как это он позволил себе так расслабиться.

   Барсу не очень хотелось возвращаться в таверну - он полагал, что ничего хорошего его там не ждет. Но и уехать просто так не мог тоже. Рассвет еще не наступил, и деревня по-прежнему спала, когда рыцарь Пламени в полном боевом облачении въехал в ворота таверны на норовистом арраканском жеребце.

   Кара сидела перед камином в общем зале, протянув руки ко все еще тлеющим углям. Серое платье, волосы тщательно убраны под платок, спина сгорблена. Горела одна из ламп. В ее свете маслянисто отблескивали два больших пятна на полу - все, что осталось от убитых здесь тварей.

   Когда хлопнула дверь, Кара вздрогнула, но не обернулась.

   - Я могу побыть здесь еще. - Сказал Барс. - Помочь тебе разобраться с этим всем.

   - Не нужно.

   - Ты хочешь, чтобы я уехал?

   - Да.

   - Я не виноват, что я тот, кто есть, Кара. И - мне было хорошо с тобой.

   - Уезжай, - отозвалась она тихо. - Уезжай, окаянный. - И, всхлипнув, добавила еще тише: - Пока большей беды не навел.

   Барс пожал плечами. Так оно чаще всего и случалось. Поскольку рыцари чувствовали прорыв заранее, обычно в местечке сначала появлялся черный рыцарь, а уже потом - нечисть. Выводы каждый делал в меру своего понимания.

   - Счастливо оставаться, Кара.

   - И тебе... вам... счастливого пути.

   Уже выехав за околицу, Барс строго сказал заартачившемуся было коню:

   - Нам пожелали счастливого пути, Шторм.

   Жеребец всхрапнул, недовольно дернул головой и размашистой рысью пошел по дороге, взбивая фонтанчики грязи крепкими шипастыми копытами.

Глава II.

- 1 -

   Алина удобно расположилась на крошечной прогалинке посреди густых зарослей ежевики, сидя с ногами на стеганом атласном покрывале, тайком утащенном из спальни. Здесь было ее любимое убежище. Стена колючих кустов снаружи казалась совершенно сплошной, и нельзя было попасть внутрь, не зная потайного пролаза, в который даже Алине приходилось пробираться, став на четвереньки. Правда, в последнее время ей частенько случалось цепляться за колючки и рвать платье, и Алина с ужасом думала о том недалеком времени, когда она станет слишком большой для своих любимых развлечений и ей придется смириться с нудным взрослым существованием.

   Откровенно говоря, все воспитатели Алины в один голос утверждали, что повзрослеть ей пора уж давно, и не уставали твердить ей об этом при всяком удобном случае. Четырнадцать лет - немалый возраст для принцессы, еще года два - и можно будет всерьез думать о ее замужестве. Эти разговоры были для Алины постоянным пугалом, поскольку ни становиться взрослой (вернее, взрослой она стать, возможно, и не возражала бы, но вести себя при этом так, как ее учили - увольте!), ни, тем паче, замужней она упорно не желала.