Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака Страница 3

… Однако все эти события происходили со мной много позже, пока же я оказался перед весьма простым выбором: остаться с чудовищными крикливыми и странными женщинами или расстаться с жизнью и лежать среди острых камней на самом дне глухого каменного колодца. Будучи уже тогда необыкновенно смышленым и рассудительным мальчуганом, я легко представил себе, что произойдет в том или ином случае, потом сделал вид, что усиленно размышляю, даже наморщил лоб, старательно изображая мыслительный процесс, потом вздохнул и громко проговорил:

– Я есть хочу!

– Прекрасный ответ, – заметила Селена, которая тоже подошла и присела на корточки, – кажется, он хочет остаться с нами… Мы ему понравились.

Теперь втроем они взирали на меня. Селена и Тереса с едва заметными улыбками на лицах, а Габи, крепко сжав пухлые губы.

– Больше ты ничего не хочешь, человечек?! – с издевкой поинтересовалась она и тряхнула рыжей шевелюрой.

– Хочу, чтоб ты замолчала, – ответил я, что еще раз подтверждает тот факт, что даже в столь юные годы я обладал острейшим разумением, которое со временем все возрастало… А вызвано оно было, вне всяких сомнений, богатым опытом моих прежних инкарнаций… Впрочем, об этом позже.

– А, как он тебя приложил?. – Селена засмеялась, пока бледная от гнева рыжая ведьма скрежетала зубами.

– Я тоже чувствую, – после недолгой паузы произнесла Тереса, – в нем что-то есть. Что-то древнее, возможно темное…

– Наглость в нем есть, – с яростью сообщила Габи.

– Это неплохое качество для чернокнижника. – Тереса радужно мне улыбнулась. – Посмотри, какие у него благородные черты лица, тонкий орлиный нос…

– Распустили детей, – проворчала рыжеволосая, – распроклятые люди…

– Решено, он остается… – Тереса встала с кофточек и взяла меня за руку. – Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Мы пошли к бревенчатой избушке. Габи фыркнула и сплюнула на землю:

– Ну и пожалеете об этом…

Внутри жилище ведьм оказалось очень уютным. Что, впрочем, неудивительно, когда в заброшенном домике живут втроем одинокие женщины, пусть это даже озлобленные на весь мир ведьмы, иногда крадущие детей. Такой красоты в своей короткой жизни я еще не наблюдал. Убранство было подобрано со вкусом и любовью к крепким вещам из светлых пород дерева и изящным металлическим украшениям. Люстры и ручки дверей были отлиты из благородной бронзы, эстампы в тяжелых рамах сверкали золотом, а на комоде стояла огромная серебряная ваза с причудливой гравировкой – два мускулистых гиганта, ухватив друг дружку за причинные места, застыли с выражением бесконечной печали на лицах. Открыв от восторга рот, я не в силах был даже пошевелиться. Так и замер на пороге, пока Тереса мягко не подтолкнула меня чуть пониже спины.

– Что, нравится? – спросила она.

– Не очень, – ответил я, воровато оглядываясь кругом, – видали и получше…

– Я предлагаю избавиться от него, чтобы нам потом не пожалеть, – сказала Габи, когда они с Селеной остались вдвоем, – а в ученицы взять девочку. Сколько я ни общалась с мужчинами, из этого ничего хорошего не выходило.

– Но это же ребенок, – возразила беловолосая. – к тому же очень симпатичный И, кажется – думаю, мы все это ощутили, – не лишенный темного таланта.

– Ребенок, – фыркнула Габи, – каких-то десять лет, и он уже будет не ребенок… а… а жеребенок. Здоровый молодой жеребчик. И что ты тогда скажешь? Тебе двести сорок три, а рассуждаешь, как незрелая девка.

– Я и чувствую себя девочкой. – Селена улыбнулась.

– А должна чувствовать себя дурой. – Габи презрительно сморщилась. Тереса распахнула дверь.

– Он уснул, – сообщила она.

– Что, так сразу? – удивилась Габи. – Как-то это подозрительно.

– Должно быть, устал в дороге, – с заботой в голосе проговорила Селена, – дети так быстро утомляются в этом возрасте…

Я же вовсе не спал, а с интересом подслушивал их разговор. Впрочем, через пару минут ведьмы занимали меня куда меньше. Я вскочил с постели, на которую до этого упал, сделав вид, что засыпаю от усталости, и принялся копаться в ящиках тисового комода, стоявшего в углу. Мне удалось обнаружить в его недрах и прикарманить две баночки с эликсирами, сушеную лягушачью лапку (настоящее сокровище) и серебряное кольцо (можно будет выгодно продать его в Аноре в лавке старьевщика – он никогда не гнушался брать ворованные вещи. Кольцо попыталось укатиться от меня под кровать, но было поймано – от малыша Жака еще никто не уходил. Новообретенные сокровища я спрятал под матрас и тогда, почувствовав уверенность в завтрашнем дне – мне было обеспечено пропитание, я действительно решил вздремнуть. Для ребенка, даже такого бойкого, как я, день оказался слишком насыщен событиями.

На следующее утро меня разбудили очень рано, плотно накормили вкусным завтраком – тарелка манной каши и хлеб с сыром – и стали мучить расспросами, не брал ли я вчера некоторых вещей.

– Конечно нет, – отвечал я как ни в чем не бывало и постарался придать своему лицу выражение кристальной искренности и невинности.

– А давайте съедим его, – предложила Габи, и я ощутил, что в своей короткой жизни никого и никогда так люто не ненавидел, как эту рыжую ведьму, заставлявшую меня снова и снова испытывать страх.

– Оставь, Габи, – Тереса поморщилась, – ты, наверное, сама спрятала куда-то баночки и кольцо, а теперь обвиняешь ребенка.

– Спрятала специально, – поддержала ее Селена, – чтобы извести мальчика, он ей с самого начала не понравился.

Она погладила меня по голове, и я, открыв глаза как можно шире – так мое лицо казалось честнее, я хорошо знал это по опыту, – согласно закивал.

– По поводу «специально» я ничего не говорила. – Тереса строго посмотрела на Селену.

– Где же баночки и кольцо? – задумчиво произнесла она… – Баночки и кольцо… баночки и кольцо…

Ее глаза гипнотизировали меня, проникали в самую душу. «Баночки и кольцо… баночки и кольцо…»

– И лягушачья лапка, – неожиданно вырвалось у меня… Вот уж не думал, что смогу когда-нибудь так глупо проколоться.

… Наказание было чудовищно жестоким. Меня заперли на темном чердаке, где под самым потолком с визгом носились тени летучих мышей. Иногда их перепончатые крылья жестко хлестали меня по лицу и рукам. Не могу сказать, чтобы я когда-то боялся этих отвратительных тварей, но обидно мне было необыкновенно… Я сел, прислонился к стене и горько заплакал. Где моя спокойная жизнь в притоне мадам Агеллы, где каждая из девочек норовила погладить меня по голове и угостить чем – нибудь сладеньким… Я имею в виду настоящие сладости. А вы что подумали? В то время я был еще слишком мал, чтобы думать о сладости женского тепла и ласки… Выпустили меня поздно вечером.