Энтони Варенберг - Наследие мертвых Страница 3

Стол был накрыт на четверых, видно, здесь ожидали непутевого главу семейства, и Конгур охотно составил компанию Конану, который лишь сейчас почувствовал, до какой степени голоден. Он обратил внимание на то, что в доме Тариэля в основном питаются дарами моря — всевозможной прекрасно приготовленной рыбой и прочими, с его точки зрения, сомнительными вещами, однако киммериец не привык воротить нос от какой угодно еды и принялся за нее с нескрываемым удовольствием.

— Отцу нравятся все эти морские твари, — сообщил Конгур с чуть заметным налетом осуждения.

— А тебе нет.

— Почему. Мне тоже. Мне не нравится только, что я опять сегодня… — мальчик не стал продолжать, и так было ясно, что он имеет в виду — А вы давно с ним знакомы?

— Зим двадцать назад, парень, мы вместе сражались в Халоге, — объяснил Конан. — Ты знаешь, что твой отец был гладиатором? Он был тогда примерно твоего возраста, разве что чуть постарше, а бился славно, ничего не скажу. Наверное, и тебя научил кое-чему?

— Немного, — сказал мальчик. — Я не люблю драться. Я художник.

— О, — неопределенно произнес киммериец. — И как, получается?

— Да, наверное. Если мне доверено расписывать купол храма богини Нат, значит, учитель верит в мои силы. Я ученик мастера Тарса, — с гордостью добавил Конгур.

— Извини, не слыхал, — признался Конан, весьма разочаровав его своим вопиющим невежеством, хотя Конгур постарался из вежливости этого не показать. — Ну, я вообще далек от этих дел, — продолжал северянин, — видишь ли, искусство совсем не моя стезя. Мне, конечно, не все равно, красиво или безобразно то, что я вижу, но мне как-то больше по душе вещи, от которых есть польза. Например, хорошо иметь клинок с красивой рукоятью, но если он не закален по всем правилам, какой в нем прок? Богатая инкрустация не влияет на победу или поражение и поможет спасти свою жизнь.

— Она сама по себе может быть победой или поражением, — отозвался Конгур. — Ты ценишь силу мастерски нанесенного удара, но поверь, что прекрасное тоже может обладать своею силой.

— Кто тебя научил этому? Мастер Таре? — поинтересовался Конан, подивившись быстроте и уверенности ответа.

— Нет. Мой отец, — твердо сказал мальчик. — Он умеет ценить очень разные вещи.

— О да, — подтвердила подошедшая Дара. — Тариэль способен на многое. Вижу, вы уже познакомились поближе? Что же, Конгур, я знаю, что ты спешишь; можешь идти.

— Мне надо закончить эскиз, — проговорил мальчик, срываясь с места.

— Только не изнуряй себя, работая над ним до рассвета, дорогой, — вслед ему попросила Дара.

— Наверное, я пойду, — сказал Конан, тоже поднимаясь. — Меня ждут. Благодарю тебя.

— Подожди, — остановила его Дара. — Где ты остановился?

— В «Золотом соколе», а что?

— Ужасное место! — заметала она. — Возможно, ты согласишься провести ночь здесь? У нас огромный дом, места хватит.

— Я не один, — объяснил северянин.

— Твой спутник, кем бы он ни был, нас тоже не стеснит.

— Он… э-э… ребенок, — сказал Конан. — Десять зим.

— Тем более, — оживилась женщина, — ребенку просто нельзя оставаться в «Золотом соколе», здесь ему будет куда как лучше. Приводи его!

Конан задумался. Предложение Дары было разумным и весьма кстати. Он не видел причин отказываться от столь искреннего гостеприимства, но…

— Как там Тариэль? — спросил он, выигрывая время, чтобы принять решение.

— Спит, — сказала Дара. — Все хорошо. Послушай, твоя одежда нуждается в основательной стирке.

— Не сейчас. Я, наверное, приду завтра, — решился Конан.

— И мальчика приводи, — напомнила Дара, — обязательно.

— Да. Приведу. Привет от меня малышу, когда проспится.

— Кому? — переспросила она.

Конан спохватился, сообразив, что назвал Тариэля так, как нередко обращался к нему в Халоге. Неудивительно, что Даре показалось, будто она ошиблась.

— Тариэлю, — исправил Конан свою ошибку. — Мы… я так его называл когда-то. Он был самым младшим среди нас, а казался и вовсе ребенком. Правда, только до тех пор, пока не выходил на арену. Там ему немного находилось равных.

— Он рассказывал, — подтвердила Дара. — И о том, что ты спас ему жизнь тоже.

— Было и так, когда он выручил меня, в свой черед. В некотором смысле, я должник ма… Тариэля. Такое не забывается, сколько бы зим ни прошло.

Дара продолжала взирать на него с серьезным и сосредоточенным выражением, а Конан испытывал необыкновенные ощущения, почти утопая в ее глазах, так поразивших его с первого мгновения. Дару, пожалуй, нельзя было назвать образцом женской красоты, ни одна из черт ее лица не казалась совершенством, однако в целом облик ее производил завораживающее впечатление. «Милая, — с неожиданной нежностью подумал Конан, — какая же ты милая, Дара!»

— Так мы будем ждать тебя и мальчика, — сказала она. — Надеюсь, ты не станешь пренебрегать приглашением. Тариэль будет счастлив, если ТЫ придешь.

— Да, — голос вдруг отказался повиноваться ему и прозвучал хрипло, словно что-то мешало киммерийцу говорить. — Жди меня.

…Он вернулся в «Золотой сокол», окликнул Райбера:

— Эй, я пришел. Ты здесь? Все в порядке?

— В порядке, — ответил мальчик.

Конан перевел дух. Кром, он, наверное, никогда не привыкнет к тому, что не может определить местонахождение Райбера иначе, чем по голосу.

— Ну и отлично. Слушай, утром я снова ненадолго отлучусь. Ты взрослый парень, надеюсь, давно не боишься оставаться один.

— Возьми меня с собой, — умоляюще проговорил Райбер. — Я тебе никак не помешаю. Я буду молчать, как рыба! И меня никто не заметит.

— Возьму обязательно, только чуть позже. Я тут встретил одного человека, которого когда-то неплохо знал. Может быть, мы переберемся из «Сокола» в его дом. Нас уже пригласили.

— Нас? — переспросил Райбер. — Ты рассказал ему обо мне? Думаю, он вряд ли поверил. И потом, здесь вовсе не плохо. Не хочу я никуда уходить! Зачем нам это? Разве мы не можем оставаться вдвоем. Конан, если я тебе надоел, то ведь теперь не так долго осталось. Ты сам говорил, что Атайя где-то в Бельверусе. Мы найдем его, и…

— Я пока его не нашел, — сказал киммериец, не сообщив, разумеется, что к поискам даже не приступал, и подивившись обиженным, испуганным ноткам в голосе Райбера. Да парень ревнует! — Послушай-ка, приятель, давай сразу договоримся. Ты мне не надоел. Ты — очень важная часть моей нынешней жизни, также как и я — твоей. Но часть — это еще не вся жизнь. Понял меня? Мы не в пустыне. Вокруг нас много других людей. И мы общаемся с ними, иногда это радует, иногда совсем наоборот. Однако мы не можем и не должны принадлежать только друг другу. Я не твоя вещь, и ты — не моя. Никакого ответа.