Ксения Медведевич - Ястреб халифа Страница 3

В зале, где принимал халиф Аммар, стояла прохлада — поскрипывали опахала, на большом подносе медленно плавился лед. Маги сидели неподвижно — как большие кошки, сторожащие мышь. А вот Яхья ибн Саид явно тревожился — хотя и пытался не подавать виду.

— Я ожидал, что увижу свое приобретение, — недовольно поморщился молодой халиф.

В конце концов, он ждал три года.

— А ты, о Яхья, принес мне только это, — и Аммар ткнул в лежавшие на шелковом платке предметы.

Разорванная нечищенная серебряная цепочка, деревянная шкатулка и обрывок серебристой материи с цветочной вышивкой.

— О мой повелитель! — неожиданно спокойно улыбнулся в ответ старый астроном. — Я… опасаюсь моего… ммм… подопечного. Мы имели возможность убедиться — нерегилю не по нраву, когда на него глазеют.

— Но разве не ты сказал, о Яхья, что на границах наших земель он дал слово не набрасываться на свою стражу и подчиняться ее приказам?

Ответ халифу пришел с неожиданной стороны:

— Вот именно. Он дал слово не убивать свою стражу. Но о зеваках, придворных и случайных путниках нерегиль не говорил ничего.

Произнесший это лаонский маг вежливо склонил голову — сверкнуло навершие золотой шпильки в узле волос на затылке — и очень неприятно улыбнулся. Халиф почувствовал, что начинает закипать от гнева. Впрочем, улыбка аль-самийа, народа Сумерек, всегда казалась Аммару злой. Приподнятые к вискам глаза, высокие скулы, узкий подбородок — стоит глазам сощуриться и губам изогнуться, как на лице проступает недоброе веселье. А еще раздражала их поддельная молодость — вот этому лаонцу, к примеру, сколько лет? Пятьсот, восемьсот? Ни дать ни взять, смазливый отрок — с холодными расчетливыми глазами старика, составляющего завещание.

Лаонец, между тем, продолжил свою речь:

— Однако, вы скоро увидитесь. Нерегиль согласился на… встречу с тобой.

Аммар нетерпеливо кивнул. Встреча-то как раз интересовала его больше всего. Как известно, волшебные существа могут служить человеку добровольно. Но чаще всего их верность приходится завоевывать силой. По древним, еще до основания аш-Шарийа принятым, установлениям, на такой бой отводится три ночи. Впрочем, какой уж тут бой — скорее беседа. Нельзя заклинаниями захватывать разум — зато можно запугивать. Обманывать — тоже нельзя. Зато можно изводить хитростями. Да уж, хитрость — это исконная ашшаритская добродетель, что уж говорить. Но и сумеречники на плутни горазды, этого у них не отнимешь.

Выигравший получает власть над проигравшим. Все честно. Победит Аммар — нерегиль станет верным слугой престола. О другом исходе поединка халиф старался не думать. А лаонский и аураннский маги прибыли за тем, чтобы все подготовить — и засвидетельствовать исход боя. Сумеречники уже сделали все необходимое — опечатали знаками отсечения все пути и двери из одного из внутренних дворов.

Аммар спокойно спросил:

— Нерегиль присягнет аш-Шарийа добровольно? Или… нет?

А лаонец предупреждающе выставил вперед золотистую узкую ладонь — подожди, мол. Не спеши. И насмешливо, по-кошачьи, улыбнулся:

— Нерегиль согласился либо подписать договор служения халифату, либо вступить с тобой в поединок.

От этой чуши у Аммара пошла кругом голова, и он даже глотнул ледяной воды с патокой:

— Подожди, о самийа, — поморщился халиф — зубы свело от холода.

Как его зовут, этого лаонца? Морврин? Морврин ап-Сеанах? Нет, такое выговорить он не в силах, пусть ломает язык кто-то другой.

— Вы видели это существо?

— Да, — одинаково наклонили головы оба сумеречника.

— Вы его осмотрели?

— Да, — снова поклонились, как ханьские болванчики.

— Так он согласился принести клятву верности престолу добровольно?! Или он решил вступить со мной в поединок?!

— Нет, — золотая шпилька лаонца и черный хвостик волос аураннца снова нырнули в одинаковые поклоны.

— А на что он, во имя Всевышнего, милостивого, прощающего, согласился?!

— Он согласился, что либо подпишет Договор без поединка, либо вступит с тобой в поединок, — невозмутимо ответил золотистый, как ханьский карп, лаонец.

Тут Аммар взорвался:

— А что, он мог отказаться?!

— Да, — безмятежно ответили сумеречники — и снова нырнули в поклоны.

Яхья вежливо кашлянул.

Аммар опустил занесенную было для проклятия руку.

— Нерегиль мог отказаться вообще от всего, — подтверждающе покивал астроном. — Недаром это племя так и зовут — «нерегили».

Действительно, так на ашшари называли большой орех, произрастающий на кокосовой пальме. Что значило это слово на языке аль-самийа, халиф не знал, но слышал, что переупрямить нерегиля — сложнее, чем разбить кокос без железного инструмента.

— И что бы он тогда делал, о Яхья? — поинтересовался Аммар.

— То же, что и всегда, — грустно улыбнулся старый астроном. — Орал, сквернословил и рвался с цепи.

— Прекрасно, — пробормотал халиф.

— О, сейчас наш подопечный ведет себя на редкость пристойно, — поспешил успокоить его Яхья.

— Конечно, — подал голос молчавший до того аураннец. — Я думаю, он просто ждет поединка.

И тонкие бледные губы на бледном, как смерть, лице изогнулись в ядовитой усмешке. Подобрав тяжелую парчу рукава, наглый сумеречный маг выбил о край бронзового блюда с песком тоненькую трубочку. Да, эта тварь курила какую-то едкую траву в присутствии халифа аш-Шарийа. И Аммар ничего не мог с этим поделать. Сейчас маги были нужны ему больше, чем он им. В том числе, и из-за возможного поединка.

— Я не думаю, что нерегиль согласится на то, что вы ему предлагаете, — бесстрастно продолжил аураннец, затянулся трубочкой — и выпустил тоненькую струйку дыма. — Я бы на его месте дрался до последнего.

Халиф лишь передернул плечами.

— И вот еще что, — невозмутимо проговорил аураннец, выпуская дымок сквозь свои синюшные губы. — Он совершенно безумен, этот ваш нерегиль.

— Что? — не веря своим ушам, переспросил Аммар.

— Он сошел с ума, — наморщив в ухмылке фарфоровое личико, подтвердил маг. — Я думаю, из-за того, что лишился своей волшебной силы.

— Что?!

Золотистый лаонец широко раскрыл янтарные глазищи и тоже подтверждающе покивал, позванивая подвеской на шпильке, — да, мол, истинная правда. Рехнулся и колдовать не может.

А Яхья облегченно вздохнул, как вздыхает человек, с сердца которого спало самое страшное. Аммар понял, что именно тревожило астронома с самого начала приема — конечно. Вот эти… новости.

— Это правда, о Яхья? — грозно привстав на своей большой тронной подушке, тихо проговорил халиф.