Влад Менбек - Чистилище для грешников Страница 3

Однако Петр не сомневался, что где-то в недрах власти притаилась настоящая идея и ее носители. Они ждут момента, когда можно будет продолжить начатое в семнадцатом году. Он верил в существование тайной организации, которая ушла в подполье. И это ничего, что его уволили. Конечно же он выбыл по возрасту. Все-таки пятьдесят пять, это не двадцать пять. Хотя по внешнему виду никто не давал ему более сорока пяти, если он прятал глаза. А они его выдавали.

Однажды Петра озадачил шапошный знакомый в пивнушке, сказав, что глаза ему достались от древнего саблезубого тигра: страшные глаза, в них ледяная серость, за которой маячит смерть. Так прямо и сказал. Наверное этот случайный собутыльник был поэтом.

После этого пьяного откровения Петр долго смотрел на себя в зеркале, но ничего примечательного не обнаружил. Глаза как глаза: никто в них не прятался. И морда лица тоже, так себе: народно-хороводная.

Ухмылка на губах громилы, откопавшего трудовую, может повториться у кого-нибудь другого. У того, который поймет по записи, что существовала тайна, к которой Петр был причастен. И это может повредить притаившейся до времени в подполье организации.

Просочится в газеты, на телевидение и тогда Петр сам себя обвинит в крушении. Такой оборот для него был страшнее смерти. Он жертвовал жизнью, работая спецом в МВД, потому что цель деятельности была выше его жизни. Он не мог допустить такого провала по его вине. Вот откуда злость. Зло на самого себя.

– Ну раз так, значит нужно включаться, – бодро сказал Петр сам себе, прислушиваясь не отзовется ли Павел Васильевич. – Нужно исправлять положение, – но тесть молчал.

Петр болезненно усмехнулся, скривив разбитые губы: тесть был несгибаемым коммунистом, каким впоследствии стал он сам, чего от себя не ожидал. Он пошевелился на кровати, проверил, что ноги привязаны полотенцем к спинке крепко, а руки прикованы к раме надежно. Домушники очевидно неплохо разработали его образ жизни, знали об одиночестве и уединенности, поэтому не стали убивать, оставили умирать от голода. Петр сжал пальцы в кулаки и разжал. Наручники обхватывали кисти плотно. Приподнял голову и, в сером свете зарождающегося утра, рассмотрел, что браслеты были сталинские, черные, а не белые, из нержавейки. Ему это понравилось. Петру нравились вещи сработанные в прошлом. Они были надежнее и крепче тех, что делают сегодня.

Напружинив застоявшиеся мышцы, он пододвинулся бедром к правой руке и кое-как улегся ягодицей на большой палец, плотно прижав его к железной раме. Прикрыл глаза и расслабившись внутренне, отпустил все мышцы, ставшие вялыми, как тряпки. Медленно и осторожно Петр стал подтягивать правую кисть вверх, вытаскивая большой палец из сустава. Промучившись минут десять, услышал характерный щелчок – палец выскочил из сустава, сразу же уменьшив ширину кисти.

– Давно не тренировался, – с сожалением пробормотал Петр и начал осторожно с вращением вытаскивать сузившуюся кисть из обхвата наручников.

Обдирая кожу, освободил руку из капкана и довольный собой, усмехнулся. Поднес ее к лицу, осмотрел задиры кожи, капающую на рубашку кровь и точным движением хрустнув пальцем, вставил его в сустав.

– Чебурашки, – ласково буркнул Петр, и уселся на кровати, качнувшись на пружинах. Развязал одной рукой полотенце, освободил ноги и потащил кровать прикованной к ней левой рукой к столу, из ящика которого достал универсальную отмычку, похожую на плоское шило с деревянной ручкой.

– Чебурашки! – сейчас он обругал грабителей: – Ничего-то не соображают в спецприспособлениях. Они должны быть очень простыми, похожими на бытовые предметы, – повторил Петр наставления инструктора-хохла.

Нащупывая отмычкой язычок замка наручников, Петр заученно бормотал любимую присказку учителя:

– Вы нажимаете на спуск, освобождаете курок, который бьет по бойку, а боек по капсюлю. Гремучая ртуть воспламеняется в капсюле и поджигает порох в патроне, который превращается в горячий газ, давящий всей своей силой на днище патрона. И пуля по-пэ-рла по каналу ствола…

Разговаривая сам с собой, он освободил вторую руку, отстегнул наручники от кровати и внимательно их осмотрел. Да, это были старые браслеты, сталинские, вороненые. У замка, с внутренней стороны, нашел цифры: 1936 г. «И откуда достали?..» Они ему понравились. Решил, что скоро придется их использовать.

Прошелся по комнате, помахал руками, разгоняя застоявшуюся кровь. Взялся за покрашенный зеленой краской табурет стоявший в углу между столом и окном. Он был сварганен из железа и весил сорок пять килограммов. Петр поднимал этот снаряд каждый день: утром и вечером. Позанимавшись, бережно поставил на место.

Умылся. Сменил рубашку и брюки: надел спортивные адидасовские штаны и ветровку. Присел около тайника у порога, отодрал приклеенный линолеум, вырвал несколько затертых паркетин из пазов. Сунул руку в ящик под полом, извлек ствол-авторучку, похожий затворным рычагом на дверной шпингалет. Вытащил из коробки газовый патрон, зарядил.

Эту систему «Черемухи» когда-то списали с вооружения в МВД. Он прихватил одну. А к ней несколько пачек длинненьких патронов, похожих на ревнагановские. Но не все они были со слезоточивым газом. Случайно обнаружил в канцелярии инструкцию о маркировке патронов, где говорилось, что индекс «Z» на латуни означает нервно-паралитическую начинку. Так что у него оказались заряды не только с противным запахом горелой целлулоидной пленки, слезоточивые, но и с запахом фисташек, который был у зарина. А это уже не парализатор – смерть. Или психический сдвиг у атакуемого: от зарина в малых дозах едет крыша.

Петр похвалил себя за то, что сохранил рабочий инструмент. У него было пристрастие к оружию, но огнестрельное он не оставил. Считал, что не может поступить аморально, если существует запрет на хранение огнестрельного оружия. А вот насчет спецвооружения никаких запретов не было. Потому что его не могли иметь люди, не причастные к спецслужбам.

Вытащил на свет полиэтиленовый пакет, где лежал обычный перочинный нож. Не совсем обычный, конечно. Он был и ножом и метательным устройством для стрел с ядовитым наконечником. Из другого пакета извлек самодельный электрошокер. Их было два: один у него, другой у Сереги, пока того не ликвидировали. Узнав о гибели друга, Петр выкрал его электрошокер из отдела криминалистики, и уничтожил.

Он вспомнил, как Сергей предложил ему сделать убойные перчатки, для обоих. Сначала Петр не поверил, что такое возможно. Но позже осознал их преимущество, перед другими инструментами, после того, как Сергей ликвидировал ими третьего секретаря обкома, помешавшего кому-то наверху.