Виталий Каплан - Масть Страница 30

– Это вам, должно быть, скучно, Андрей Галактионович, упыря ловить, – завёлся Костя, – а мне так в самый раз. Ибо всякую такую нежить, творящую над людьми злодейство, следует уничтожать беспощадно. Сколько горя она приносит… сколько слёз!

– А сколько? – поддел его я. – Давай прикинем. Иных примерно в десять тысяч раз меньше, чем людей. Верно? Среди Иных упырей и оборотней тоже немного, вряд ли больше, чем каждый десятый. Итого одна нежить на сто тысяч населения. Считаем дальше. Один зарегистрированный оборотень по лицензии получает четырёх человек в год. Упырь и того меньше, двух, причём чаще всего не высасывает всё-таки насмерть. Что имеем? Из шестнадцати тысяч человек в год лишь один становится жертвой нежити. А сравни это с тем, сколь умирает от болезней… или от голода… или на войне… или от разбойников… или замучены бывают жестокими господами своими. Да все эти наши низшие Иные – просто тьфу, вошь на аркане… Люди себе сами столько горя устраивают, что упыри – это капля в море…

– Зато вы, Тёмные, этим горем питаетесь! – сурово сообщил Костя. – Вам страдания человеческие в радость, вы из них магическую силу вытягиваете!

– Это так у Виктории Евгеньевны в школе учат? – хмыкнул я. – Что нам страдания в радость?

– А разве нет? Вы ж с них силу имеете!

– Знаешь, Костя, – развёл я руками, – у меня, конечно, опыта Иного поменьше, чем у тебя, да и ранг ниже, но думать-то всё-таки немножко надо, а? Как тебе прекрасно известно, мы, Иные, очень редко тянем силу прямо из людей, из их чувств. Гораздо чаще берём из Сумрака, куда эти людские чувства сами сливаются, безо всякого нашего участия. Да, верно, ваша сила на светлых чувствах настояна, наша – на тёмных. Но разве есть в том ваша заслуга или наша вина? Так уж различается наша природа. А главное, люди-то сами и счастье друг в друге порождают, и горе. Причём в таких огромных количествах, что будь нас, Иных, в тысячу раз больше, и то всем с лихвой бы хватило. Так чего ж нам, Тёмным, человеческому горю радоваться? Его всё равно куда больше, чем нам для питания нужно. Вот тебе такой пример. Живёшь ты у графини в Журавино, учишься в школе…

– Я уже окончил! – напомнил Костя.

– Ну, какая разница? Главное, ты сытно ешь, и потому радуешься ли каждому кусочку хлеба? А вспомни, каково тебе десять лет назад было, когда нищенствовали вы с дедом? Небось тогда от каждого заплесневелого ломтя счастлив был?

– Вам про меня, выходит, всё рассказали? – с некоторым смущением осведомился он.

– Да уж просветил Януарий Аполлонович. Тверь же город маленький, Иных мало, вот и все про всех знают, независимо от масти. Так ты понял, про что я? Какая мне радость с того, что сейчас вон в том домишке рыдает девчонка, на которую соседский парень и смотреть не хочет? Или что вон там пьяный столяр жену киянкой лупит? Или что вон там старуха плачет, суставы у неё болят? Если б все они враз утешились, меня бы с того не убыло. Пойми, Константин, это вы, Светлые, одинаковы все, о людях печётесь, дарового счастья всем желаете… А мы, Тёмные, разные. Есть среди нас и те, кому чужая боль в радость… но не потому, чтобы силу тянуть, а просто натура такая гнилая. А есть иные Иные, которые стараются никому горя не причинять, ибо и без того хватает. Вот взять хотя бы Януария Аполлоновича. Я когда ещё совсем мальцом был, месяц в имении у него гостил. И веришь ли, все дворовые его любили, отцом называли… и за весь тот месяц ни разу не было, чтоб хоть кого-то на конюшне высекли.

Очень пригодились мне в этом разговоре наставления Александра Кузьмича. Редкостный достался мне учитель… и жалко его совсем по-человечески. Хотя, конечно, он сам кузнец своей беды… Харальд не из тех, против кого можно открыто встать…

– Но ведь если вообще всю боль, всё страдание убрать, всех счастливыми сделать, то никаких тёмных чувств в Сумрак и не потечёт, – резонно возразил Костя. – Что ж тогда с вами со всеми приключится? Откуда магическую силу возьмёте?

– А так никогда и не будет, поскольку в человеческой природе всё перемешано – и радость, и горе, и светлые порывы, и тёмные, и слёзы, и смех. Таковыми люди созданы… не знаю уж кем, но это правда, Костя. Всегда человеку чего-то будет не хватать, всегда он будет обижаться, завидовать, злоумышлять… впрочем, как и радоваться, и веселиться, и любить… и всё это будет стекать в Сумрак, преобразуясь там в магическую силу. Потому всегда и нам хватит, и вам.

– Неправда! – Он резко остановился. – Не таков человек, каким вы, Тёмные, его расписываете. Да, люди печалятся, горюют, мучаются от боли, но ведь у всех этих несчастий есть причина. И не внутри эта причина, а снаружи. И если её устранить… Если запрещено будет лупить жену киянкой, если парень окажет девушке внимание… хотя бы из милосердия… если вылечить старухе её больные суставы… Люди рождаются чистыми, как тщательно протёртая грифельная доска. И зло на них пишет несправедливо устроенная жизнь. Вот так! А что касаемо того, будто Тёмные не причиняют людям несчастий, то хотя бы Салтычиху вспомните!

Да, тут было что вспомнить. Про это мне и Александр Кузьмич рассказывал, и после дядюшка добавил подробностей. Неприятная вышла история.

Барыня Дарья Николаевна Салтыкова была Тёмной. Уж какой дурак устроил ей посвящение, сейчас и не разобрать, да и не важно. Главное, что дурак. Задатки Иной увидал, а безумие – ничуть. Между тем вдова гвардейского ротмистра Глеба Салтыкова была безумней некуда. Смерть ли мужа пошатнула её разум, другая ли причина? Люди считали, что всему виной – звериная жестокость барыни, но московское бюро Инквизиции установило: жестокость тут вовсе ни при чём. Дарьей Николаевной овладела мания: сделаться самой сильной Иной в Российской империи, а потом, глядишь, и всея земли. Ранг у неё, кстати, был при посвящении пятый, доросла она всего лишь до третьего. Зачем ей хотелось достигнуть столь чудовищной силы – неизвестно. Как бы она её, силу, применила – непонятно. И узнать этого никто не смог, потому что против заклятья «Белая пустынь» не существует противоядия. А заклятьем этим Гришка Зуб, глава московского Дневного Дозора, сжёг ей разум. Но случилось оно уже после, уже когда по строгому приказу матушки-императрицы началось человеческое следствие.

Пока же над Салтычихой не сгустились тучи, вся жизнь её сосредоточилась на одной цели: собрать как можно больше силы. Сумрака ей не хватало, тянуть оттуда долго, а из людей – куда быстрее. Недостатка же людей вокруг неё не ощущалось. И началось… Понятно, что и раньше жизнь её дворовых не была намазана мёдом, но после пошёл уже полный Содом вкупе с Гоморрою.

Опыты Дарьи Николаевны показали, что больше всего силы вытягивается из сенных девушек, если хорошенько ошпарить их кипятком, а после нещадно сечь розгами. Оно и понятно – женская натура чувствительнее. И совсем уж перешла она всякий край, насмерть замораживая грудных детей – подчас брошенных на грудь только что убитой матери. И так продолжалось более десяти лет. Самое странное – куда смотрели Дозоры? Ну ладно наши, Тёмные… что Гришка Зуб был её любовником, знали все… но как проморгали Светлые? Может, всё дело в том, что, устраивая муки своим рабам, Салтычиха лишь тянула из них силу, но почти не использовала? Великий Договор вроде как не нарушался, а что силу тянула – так то ж ещё доказать следовало. Может, Светлые, вслед за людьми, поверили, будто безумная Дарья испытывает возбуждение от чужой боли? А сие – дело сугубо человеческое, Договором не запрещённое.