Клайв Льюис - Серебряное кресло Страница 30

– Надеюсь, мы ещё увидимся, – сказала Джил.

– Навряд ли, – ответил Хмур. – Я не очень-то рассчитываю скоро попасть в свой старый вигвам. А принц – он славный малый, но здоровье у него… Наверное, совсем отощал под землёй. Того и гляди свалится.

– Хмур! – воскликнула Джил. – Старый притворщик! Вечно ты ноешь, как на похоронах, а сам, наверное, очень счастлив. Говоришь так, как будто всего на свете боишься, а на самом деле – храбрый, как… как лев.

– Ну, что до похорон… – начал Хмур, но Джил, услышав, что кентавры переступают копытами, очень удивила его: обняла за шею и поцеловала в грязновато-серую щёку; Юстэс пожал ему руку. Затем дети бросились к кентаврам, а квакль, откинувшись на постели, заметил про себя: «Вот уж не мечтал! Хотя я и в самом деле недурён».

Ехать на кентавре – большая честь (а кроме Юстэса и Джил, никто из нас её не удостоился), но это ещё и очень неудобно. Тот, кому дорога жизнь, не решится оседлать кентавра, а скакать без седла – удовольствие маленькое. Особенно – если вы, как Юстэс, не умеете ездить верхом. Однако кентавры держались вежливо и важно и, не поворачивая головы, рассказывали своим всадникам о свойствах трав и корней, о влиянии планет и о девяти именах Аслана. Как больно и тряско ни было детям, они отдали бы всё, чтобы повторить это путешествие: снова увидеть поляны и склоны, сверкающие снегом, встретить кроликов, белок и птиц, желающих им доброго утра, подышать воздухом Нарнии и услышать голоса деревьев.

Они спустились к реке, ярко-синей при зимнем солнце, гораздо ниже последнего моста, который идёт от городка Беруны, где красные крыши, и квакль перевёз их на плоту (именно квакли выполняют в Нарнии почти все работы, связанные с водой и рыбой). А когда они переправились, то поскакали по южному берегу в Кэр-Параваль; и в самый миг прибытия увидели, что яркий корабль, похожий на огромную птицу, скользит по реке. Придворные стояли толпой от дворца до набережной, чтобы приветствовать короля Каспиана. Принц, сменивший тёмную одежду на алый плащ и серебряную кольчугу, стоял у воды, обнажив голову. Трам сидел рядом в своей повозочке. Дети увидели, что пробраться сквозь толпу невозможно, и попросили кентавров, чтобы те позволили им посидеть у них на спинах еще немного, поглядеть поверх голов – и кентавры милостиво разрешили.

Серебряные трубы заиграли на корабельной палубе, матросы бросили канат, мыши (разумеется, говорящие) и квакли закрепили его на берегу. Корабль пришвартовался. Музыканты, размещённые где-то в толпе, заиграли прекрасный торжественный марш. Мыши подали трап. Джил думала увидеть короля Каспиана; но тут возникло замешательство. Один из лордов, очень бледный, сошёл на берег и преклонил колена перед принцем и Трамом. Несколько минут были видны лишь три головы, склонившиеся вместе, но никто не слышал слов. Музыка играла по-прежнему, и всё же народ насторожился. Затем на палубу медленно вышли четыре рыцаря. Когда они стали спускаться по трапу, все увидели, что они несут на постели старого короля, бледного и неподвижного. Они сошли вниз. Принц наклонился и обнял отца. Король Каспиан поднял руку и благословил сына. Народ закричал «ура», но не очень радостно, ведь что-то было не так. Потом король откинулся на подушки, музыка смолкла, наступила мёртвая тишина. Принц уронил голову на носилки отца и заплакал.

Все зашептались и задвигались. Джил увидела, что те, на ком были шляпы, шлемы и капюшоны, обнажают головы. Потом она услыхала шуршание и хлопанье над замком – это приспускали знамя с золотым львом. А после этого медленно и жестоко зарыдали струны и трубы, и от музыки этой могло разорваться сердце.

Джил и Юстэс спустились со своих кентавров (те этого не заметили).

– Хотелось бы мне быть дома, – сказала Джил. Юстэс молча кивнул и закусил губу.

– Я здесь, – послышался глубокий голос. Они обернулись и увидели Льва, такого сильного, доброго, золотистого, что всё остальное поблекло. Джил забыла об умершем короле и помнила только, как Юстэс свалился из-за неё с обрыва, и как она напутала со знаками, и как они часто ссорились. Она хотела сказать: «Прости меня», но не смогла. Лев взглядом позвал их, и склонился к ним, и коснулся языком их бледных лиц.

– Не думайте больше об этом, – промолвил он. – Я не сержусь. Ведь вы выполнили то, ради чего я послал вас в Нарнию.

– Аслан, – спросила Джил, – можно нам вернуться домой?

– Да, – ответил Лев. – Я и пришел забрать вас.

Он широко открыл пасть и дунул. На этот раз они не почувствовали, что летят: им показалось, что они стоят, как стояли, а сильным дыханием Льва сдуло корабль, замок, снег и зимнее небо. Все это уплыло по воздуху, как кольца дыма, и неожиданно они оказались в сиянии полуденного летнего солнца на мягкой траве, среди высоких деревьев, у чистого, свежего ручья. Они вновь были на горе Аслана, высоко над тем миром, где лежит Нарния. Но траурная музыка по королю всё звучала, хотя никто не смог бы сказать, откуда идёт звук.

У ручья Аслан остановился, и дети увидели на дне, на золотом песке, короля Каспиана. Вода покрывала его, как прозрачное стекло. Длинная белая борода стлалась, как водоросли. Все трое стояли и плакали. Лев плакал огромными львиными слезами, каждая из которых дороже всей земли, даже если бы та стала одним огромным алмазом. И Джил увидела, что Юстэс плачет не как ребенок и не как подросток, скрывающий слезы, а как мужчина. Это было точнее всего, хотя тут, на горе, нет ни возраста, ни времени.

– Сын Адама, – сказал Аслан, – пойди в чащу, сорви колючку и принеси её мне.

Юстэс повиновался. Колючка была с целый фут длиной и острая, как шпага.

– Воткни её в мою лапу, сын Адама, – сказал Аслан, протягивая Юстэсу правую переднюю лапу.

– Это обязательно? – спросил Юстэс.

– Да, – сказал Аслан.

И Юстэс стиснул зубы и воткнул колючку, и показалась огромная капля крови и упала в ручей над телом короля. Скорбная музыка смолкла, а мёртвый король стал меняться. Белая борода посерела, потом пожелтела, укоротилась, исчезла совсем; запавшие щеки округлились, морщины разгладились, глаза открылись; он улыбнулся, поднялся, и перед ними встал юноша, нет – мальчик (Джил не смогла бы сказать точно, на горе Аслана возраста нет, да и тут, у нас, только очень глупые дети выглядят совсем по-детски и очень глупые взрослые совсем по-взрослому). Он бросился к Аслану и обнял его и поцеловал, как целует король, а Аслан поцеловал его, как целует лев.

Наконец Каспиан повернулся к детям. И тут он засмеялся.

– Ох, Юстэс! – воскликнул он. – Юстэс! Значит, ты всё-таки добрался до края света. Как там мой меч, который ты обломал о Морского Змея?