Жан-Луи Фетжен - Час эльфов Страница 30

Пока его соседи покорно становились на колени, Тарот воспользовался этой возможностью и, работая локтями, пролез в первый ряд, откуда, между двух стражников, разглядел существо, обликом похожее на человека, одетого в черное и такого же бледного, как эльф, с длинными черными волосами, заплетенными в косы, доходящими до пояса и скользящими по его темной кирасе. Человек (а он казался именно человеком) почтительно поприветствовал Хозяина, затем сделал несколько шагов, держа перед собой сверкающее золотом копье, острие которого казалось раскаленным. Позади него, низко склонив головы, шла бесконечная процессия детей всех племен и рас.

– Слава принцу Махелоасу! – закричал военачальник. – Слава Копью!

Ослепленный гном не мог оторвать глаз от этого пламенеющего острия и невозмутимого существа, которое держало в руках то, что не могло быть ничем иным, а только четвертым талисманом, Копьем Луга, таким блестящим, что оно напоминало луч солнца. Это был легендарный предмет, такой же, как Чаша эльфов, камень Фал или похищенный у гномов меч Экскалибур. И ни один гном, будь то принц или шериф, не мог остаться безучастным, глядя на такое чудо…

Вдруг страшные крики вырвали его из очарованного созерцания. Орки внезапно грубо набросились на детей и, не обращая внимания на их отчаянные вопли, потащили их к огромному котлу. Там одним ударом ножа несчастным вспарывали животы, а потом держали их за руки и за ноги над котлом, покуда из них не вытекала вся кровь. Тарот закрыл глаза и заткнул уши, объятый ужасом. Одного из стоящих рядом вырвало прямо на него, но он даже не заметил этого, потому что сам был в полуобморочном состоянии. Чудовищная церемония неумолимо разворачивалась дальше. Почти ничего не соображая, скорчившись от отвращения, он едва видел, как принц Махелоас опустил горящее копье в котел, наполненный кровью и внутренностями, не обращая внимания на выпотрошенные тела, валяющиеся вокруг. Послышалось отвратительное шипение, когда раскаленный металл коснулся этой тошнотворной массы и стал остывать. Затем человек медленно вытащил священный талисман монстров из котла и стряхнул с него капающую кровь.

– Жажда Копья утолена! – крикнул он. – От имени моего Хозяина я объявляю зимнее перемирие!

Остальное было сказано на непонятном наречии монстров, а бронзовый гонг опять адски загудел. Тарот едва держался на ногах. Его похожее на картофелину, землистое и одутловатое лицо стало красно-кирпичным, а камзол душил его. Запах внутренностей и теплой крови, едкого пота объятых ужасом зрителей, давящих на него со всех сторон, жар факелов и огромных, стоящих вокруг трона жаровен, – от всего этого его тошнило до такой степени, что короткие ножки больше не держали его, и он оставался стоять только из-за тесноты, сжатый с боков.

Тем временем аудиенция началась, и его имя было названо первым.

Разум Тарота был затуманен тем кошмарным зрелищем, свидетелем которого он только что был, поэтому он не услышал своего имени. Кое-кому из его подчиненных пришлось выталкивать его вперед, пока он не уперся в гоблинов-стражников – и только тогда вернулся к действительности. Осознав, что его вызвали, он снова чуть не упал в обморок, но стражники подхватили его, поймав за плащ, и швырнули на плиты пола, как тюк с грязным бельем. Гном тотчас же вскочил. Гордость его была уязвлена таким непочтительным обращением этого сброда, и возмущение придало ему храбрости сделать несколько шагов вперед.

Неподвижный, словно статуя, Безымянный смотрел, как шериф шаг за шагом приближается к нему, и наслаждался зрелищем его возрастающего ужаса. Никакой другой правитель не допустил бы, чтобы проситель приближался к нему столь медленно, терял бы столько времени, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние в несколько туазов, но монстры питались страхом больше, чем водой или хлебом, и террор составлял часть их придворного этикета. Тарот чувствовал, что с каждым шагом он все ближе к обмороку, но все же двигался вперед, зачарованный и дрожащий, твердя про себя единственный вопрос, который он хотел задать. Его выпученные глаза бегали от громадных стражников к надменной фигуре принца Махелоаса, скользили, не смея остановиться, к трону Хозяина, потом застывали на кровавом котле и жуткой груде несчастных жертв чудовищного ритуала.

– Ты уже подошел достаточно близко, – вдруг сказал принц в темной кирасе, даже не повернув к нему головы. – Задавай свой вопрос.

По лицу Тарота струился пот, у него перехватило дыхание и подкосились ноги, когда он поднял глаза на Хозяина. Он видел только темную фигуру в бархатном одеянии, отливающем красным в отблесках раскаленных углей, и широком капюшоне, надвинутом на лицо, бесстрастную и неподвижную, как стоячая вода. Были видны лишь руки, длинные и серые пальцы, украшенные кольцами и перстнями. Но в этих руках не было никакой жизни, ни малейшего трепета. В них была одеревенелость трупа…

– Хозяин, я пришел, как только вы позвали меня, – залепетал он.

– Задавай свой вопрос! – пролаял Махелоас.

– Мой сын…

Гном не смог удержаться, чтобы снова не бросить взгляд на котел и обескровленные, выпотрошенные трупы. Прошло уже более трех лет, как гоблины захватили его дворец и похитили его первенца. Затем ему пришло послание, в котором говорилось, что сына ему вернут в обмен на некоторые услуги. Сейчас его ребенок был бы примерно того же возраста, что и только что замученные дети… Потеряв всякое самообладание, он разрыдался и упал на колени.

– Мой сын… Неужели вы его…

– Ах, это? – ухмыльнулся принц. – Не бойся, сеньор Тарот. Твой сын пока жив.

– Но… эти дети…

– Тебе что-то не понравилось, гном?

– Господин, простите меня… но вам нечего опасаться. Мы не подняли оружие против вас. Я даже предоставил вам свой собственный дворец. Вы знаете, что мы не предпримем ничего, что могло бы нанести вам вред… Умоляю вас, верните мне сына.

Принц Махелоас наконец-то соизволил повернуться к нему. Его бледное лицо было перекошено оскалом, который, видимо, означал у него улыбку.

– Ты не поднял против нас оружия, да? Как это, право, любезно с твоей стороны… И это вся твоя просьба, гном?

Тарот кивнул головой, покрываясь потом от близости огромных огнедышащих жаровен. Как они могли выносить такую жару?

– Подойди…

Гном невольно вздрогнул. Голос Хозяина был не громче шепота, но словно пронзил его, как будто ему говорили прямо в ухо. Он обернулся к Махелоасу, но тот снова отвернулся от него, показывая лишь свой презрительный профиль.

– Твой сын жив, – прошептал голос. – Я буду держать его у себя, пока ты не окажешь мне услугу, как мы с тобой договаривались. Не бойся ничего, ему с нами очень нравится… Посмотри на меня.