Иней Олненн - Цепные псы одинаковы Страница 30

И камнем упал вниз.

Стигвичи не ожидали нападения, они уже почти цели достигли, уже огонь готовились разводить, даже дозорных не выставили. Все они как один были невысокие, гибкие, вооруженные легко, тогда как широкоплечие могучие Асгамиры всегда имели при себе длинные мечи и тяжелые луки. И только высекли они огонь и к кромке поля поднесли, как просвистела стрела звонко, и тот, что факел держал, упал мертвый и огонь собой придавил.

Разразились проклятьями Стигвичи, да поздно: с деревьев на них Соколы прыгнули, со спины в их ряды Ян врубился, а с боков Рискьёв со своими бойцами их зажал. Сопротивлялись Стигвичи отчаянно, тогда как Асгамиры, сообразив, что в ловушку попали, в лес, к Стечве бросились, понадеялись уйти на свою территорию. Понадеяться-то понадеялись, да не знали, что на Ингерда нарвутся. Уже у самой реки, на круче, под которой лодки были спрятаны, толкнул их в спину яростный крик:

— Рунар!

Споткнулся один из Асгамиров, обернулся, ибо это его имя было Рунар, увидел перед собой высокого воина с седой прядью в черных волосах и врага своего узнал. Рассмеялся Рунар дерзко, понял, что не успеет в лодку сесть, знал он, каков противник перед ним, и не принял боя, а прямо с кручи в реку прыгнул. А сородичи его решили, что двое все ж сильнее, чем один, и бросились на Ингерда. Да только не ведали они, что не в одиночку он за ними гнался, и шагу ступить не успели, как мелькнули две тени черные, и напали на них волки, беспощадные хозяева леса, и расправились с ними быстро, Ингерд не шелохнулся даже. Потом подошел к обрыву и вниз поглядел. Стечва там пенилась, в водовороты закручивалась, но не сомневался Ингерд, что Рунар выплыл. Не мог он утонуть, не такая смерть ему уготована.

Тела Асгамиров он вниз сбросил, чего их хоронить, пусть плывут хоть до самого Моря, а волкам сказал:

— Пусть их кровь для вас самым дорогим питьем станет, и пить ее вам часто. Запомните ее вкус, и Вепри будут трястись от страха, когда вы встанете на их пути. А теперь — домой.

В этот день закончился срок, на который Ингерд себе обещание дал Яну помогать, и опять загорелась в сердце ненависть, ибо видел он глаза врага своего. Хотел он прямо сейчас по следу Рунара пуститься, но решил Яна предупредить, а потому повернул обратно.

В становище пришел он под вечер, ворота — тяжелые, из мореного дуба вырубленные — к ночи запирались, но Ингерд стучаться не стал, а пошел к тайнинской башне, не так давно готтары указали ему подземный ход, и он собирался пройти по нему. Молодые волки без колебания последовали за ним, хоть и не любили подземелий.

Выбрался он на той стороне стены и подивился: кругом было пусто и тихо, а впереди, там, где посреди становища росли березы, слышался разноголосый шум. По протоптанной дороге Ингерд двинулся туда. Волки не отставали.

Ясноствольные березки, стройные и кудрявые, поднялись в самом центре становища, и никто не решился срубить их, хоть и мало места людям было, береза — дерево священное, от них добра много было, да силы, да светлее делалось вокруг и на душе тако же.

Нынешним вечером много народу там собралось, все жители становища, они сгрудились вокруг одного человека, и этим человеком был Ян.

Ингерд тихо подошел и остановился в сторонке, стараясь в общем говоре уловить важное, волки уселись на землю по бокам. Сперва было ничего не понять, потом Ингерд выхватил слова "красное перо" и «одда-отунг», но связать их не смог. Потом его заметили, и по толпе от краев к середине пронесся испуганный шепот:

— Волк! Черный Волк со своей стаей!..

Ингерда не заботило, что его страшится собственное племя, он всегда был тут чужим, а теперь и подавно. Люди молча расступились, давая ему дорогу, и он прошел туда, где стоял Ян, а волки за ним — след в след.

Ян был хмур, но на лице его явственно читалась решимость сделать то, что задумал. Ингерд хорошо знал это его выражение, оставалось только выяснить, что именно он задумал.

С минуту они глядели друг на друга, ни слова не говоря, и все вокруг молчали, ибо когда их видели вместе, то побаивались обоих. Воины-Соколы хорошо помнили, сколь страшны эти двое в бою, когда сражаются бок о бок. Сам по себе Ян — лучший из Соколов, но рядом с Волком из воина превращался в убийцу. Мало кто это одобрял, но вслух не осуждали. И дорогу им обоим переходить никто не хотел, и уж тем более встревать, если они в ссоре.

Ингерд хотел уже сказать Яну, что покидает Соколиное становище, но Ян опередил его:

— Красное перо, — глаза его сверкали, — это знак. Я не ошибся. Нас ждет одда-отунг — сход всех племен, что живут от Моря до Моря. Никто не посмеет отказаться!

Он усмехнулся и спросил:

— Ты, кажется, что-то желал сказать, Волк?

Но Ингерд промолчал. Слова "никто не посмеет отказаться" остановили его, ведь они означали, что на том отунге будут все, и Асгамиры тоже. А раз будут Асгамиры, значит, и Рунар — единственный сын янгара Эвана — тоже будет там. Потому Ингерд тоже усмехнулся и ответил:

— Я хотел сказать: когда отправляемся в путь, Ян?..

Не было ничего удивительного в том, что Ингерд не знал, что такое одда-отунг, многие не знали. Ян принес красное перо своему деду и спросил:

— Растолкуй мне, дед, что это, или я вижу то, чего нет?

Старый готтар сидел в своей светелке у окна. Он держал на коленях книгу, что была много древнее его, и, водя пальцем по серой бумаге, что-то читал. Яну запрещалось даже близко подходить к дедовским книгам, запрещалось в детстве, не заработал он разрешения и сейчас, став сперва воином, а теперь и Высоким Янгаром.

Старик поднял седую голову от книги, поглядел на внука и вдруг подумал, что сын его, Кассар, уже никогда не войдет в эту дверь, а потом с Яном что случись, а у него и детей еще нет, и сердцу его стало больно. Ян заметил, как судорога прошла по телу седого готтара, и встревожился:

— Ты чего, дед?

Но старик уже превозмог боль и протянул руку к перу, что алело у Яна в ладонях.

— Где взял? — спросил он его.

— Да орел нынче утром сбросил, — ответил Ян.

О том, что из-за этого пера чуть от Годархов стрелу не схватил, решил не говорить, знал, что дед отругает. Впрочем, дед и так его отругал.

— Сколько я учил тебя, Ян Серебряк, да все без толку! Я ли не рассказывал тебе о том, что такое остров Рох? Ну?

— Я… Рассказывал, — Ян отступил на шаг, косясь на дедовский посох, которым не раз получал по спине за нерадивость. Посох стоял рядом, в углу, и до него ничего не стоило дотянуться. Про остров Рох он помнил смутно, но не признался.

— А что такое одда-отунг? — сердито вопрошал его дед.

Он захлопнул книгу и потянулся за посохом.