Последний ангел (СИ) - Пёрышкина Лекса Страница 31

Он аккуратно взял лезвие и отвел от своего горла, но Берта с внезапным диким криком «умри» опустила оружие на его беззащитную шею. Все, что успел бы Корин — это закрыть глаза, принимая смерть. Но он не закрыл. Воины встречают смерть в лицо, они не закрывают глаз, не скулят от ужаса, не просят пощады. Он воин, он не закрыл глаза. Поэтому и видел, как равнодушно стоящий Ниас размытой тенью метнулся к ним, схватил свою хозяйку за голову, сжал. Короткий хруст и фонтан крови, окативший и стены, и Корина, и самого Ниаса, звук падающего тела, звон о каменный пол клинка, зажатого в еще теплой худой руке. Голова колдуньи осталась в руках ангела. Следом рухнули замертво все подчиненные ей демоны, и сердце колдуна перестало биться в тягучем и страшном ожидании, что Ниас тоже умрет. А Ниас осмотрел свой трофей с небывалым равнодушием, небрежно бросил его на пол и, перешагнув обезглавленное тело Бертаны, исчез в ослепительной горячей вспышке белого света.

Оставшись один среди кучи трупов, Корин просто не нашел в себе силы стоять. Он облокотился спиной о каменную стену, к которой загнала его в пылу боя Бертана, а после и вовсе сполз по ней на пол, совершенно не замечая, что сидит в луже крови, и красной, и черной, но крови.

В портале, ослепленный алым светом, Юки почувствовал, что Даниэс умирает. Он почувствовал это так ясно, что внутри что-то сжалось, словно раскаленными клещами сдавили душу.

— Дани! Дани, не умирай! Держись, слышишь?! — он потряс ослабевшее тело демона и крепче прижал к себе, как прижимал ту девочку, что спас в последний раз.

Но Дани не слышал. Он пару раз глубоко вздохнул, сжал холодными пальцами руку Юки и обмяк. Медиум знал, что это все, но снова потряс безжизненно обвисшее на его руках тело, которое, разумеется, не подало никаких признаков жизни. Юки не смог бы описать, что он чувствовал в этот миг. Не было щемяще жалко, не было и страшно, и плакать ему тоже не хотелось. Что-то было величественное и безмолвное в этом моменте, тихое, как утренний рассвет, умиротворенное и скорбно безвозвратное. Мертвый Даниэс улыбался. Чему он радовался, умирая?

Поудобнее перехватив тело, ставшее внезапно совсем легким, Юки сделал шаг и вышел из портала, моргая, как сова, разбуженная солнечным днем. А проморгавшись, обнаружил, что стоит в луже черной крови, она была всюду, ею был залит весь пол большого зала, забрызганы все стены, в ней лежали десятки мужчин и одна женщина, чья голова лежала рядом с ее телом. Из того места, где эта голова должна была находиться торчал только окровавленный позвоночник и разорванные артерии, из которых все еще продолжала течь кровь, человеческая кровь. Юки моментально замутило, он шагнул назад, споткнулся, упал спиной в эту черную липкую жижу, но в последний миг успел придержать тело погибшего товарища, чтобы не запачкать.

— Твою… на… и… в…!!! — выдал Юки, разрывая эту жуткую тишину, и встал на разъезжающиеся в скользкой крови ноги.

Матерясь, на чем свет стоит, медиум добрел до кухни, одной рукой смел все, что стояло на столе, и положил Дани на освободившуюся поверхность. Не удержавшись, снова посмотрел на мирное улыбающееся, но уже мертвое лицо, провел рукой по волнистым волосам цвета темного золота, и вышел, оставив мертвого наедине с самим собой.

— Корин! — позвал Юки, перешагивая через тела, уже не страшась упасть, все равно уже весь грязный.

Корин обнаружился у стены возле обезглавленной женщины. Он сидел на полу в луже крови, голубые глаза, не отрываясь, взирали на лицо покойницы, словно ждали, что она заговорит. Светлые волосы спадали с плеч, струились по спине и опускались прямиком в лужу крови, в которой сидел их хозяин.

— Корин, мать твою!!! — рявкнул медиум так, что стекла задрожали.

Стекла задрожали, а колдун и не подумал. Он, казалось, застыл, замер, будто время остановилось, и если бы не дышал, Юки бы подумал, что он умер. Странное выражение на лице, бессмысленное и безжизненное, застыло восковой маской, колдун походил теперь на фарфоровую бездушную куклу, и в очередной раз за этот день Юки стало не по себе. Медиум присел на корточки, обхватил ладонями лицо заклинателя, запрокинул, вглядываясь в глаза. Колдун смотрел теперь на него, но не видел, зато видел Юки. Видел все произошедшее глазами Корина, читал его воспоминания, пил его чувства, горстями загребая все, что довелось ему пережить, потому что боялся, что заклинатель не выдержит собственной боли, рвущей изнутри его душу на клочки. В отличие от Корина, Юки не питал симпатий к спятившей ведьме, искренне считая, что таких сук надо душитьеще в колыбели, и не понимал его, хоть и знал теперь лучше, чем тот сам себя.

— Все, вставай! — Юки потянул его за руку, поднимая с пола — Пошли отсюда.

Корин не сопротивлялся, но стоял на ногах нетвердо. И ещевзгляд этот мертвый, остекленевший.

— Ой, как все запущенно! — вздохнул Никита и, закинув его руку себе на шею, повел колдуна наверх.

Остановился на лестнице, осознав, что с них обоих текут ручейки черной крови, с Корина так вообще целые потоки, выдал несколько непечатных выражений и, опустив мужчину на ступеньки, снял своюиспачканную футболку и выкинул вниз, в кровавую лужу, все равно ткань уже не спасти.

— Корин, давай, снимай эту пакость! — потребовал Юки, тем не менее, самостоятельно сдирая с него перепачканный плащ, водолазку и джинсы — Вот теперь идем.

Наверху Юки запихнул заклинателя в ванну, залил водой и принялся тереть, заодно читая морали пополам с крепкими выражениями. Корин не реагировал ни на что, медиум даже щипать его пробовал — бесполезно, словно одеревенел.

Выругавшись в очередной раз, Юки спустился на кухню, сообщил улыбающемуся, словно во сне, Даниэсу, что его друг настоящий придурок, нашел три бутылки вина, вскрыл одну, глотнул.

— Дани, чтобы ты сделал сейчас, будь ты жив? Я не понимаю его. Ну, сдохла ведьма — и черт с ней лохматый! Чего ради он так убивается? Ниас же его не сдох. — Юки снова присосался к бутылке, ощущая, как становится легче — Как же мне теперь сказать ему, что и ты умер? Ладно, пойду к нему, а то захлебнется еще, не смотря на то, что на данный момент является бревном, а бревна не тонут.

Но, оказалось, колдун в его отсутствие не только не захлебнулся, но даже позы не изменил, словно в камень обратился. Юки тяжело вздохнул, ухватил мужчину за волосы, запрокидывая голову, и влил ему в рот чуть ли не полбутылки вина, рискуя утопить «пациента». Закашлявшись, заклинатель отвел руку медиума, посмотрел на него как-то вяло и хрипло спросил:

— Как Дани?

Юки мысленно выматерился, но все же ответил, без лишней мягкости, не опуская виновато глаз:

— Прости, Корин, он не выжил. Я принес его тело, на кухне на столе оставил.

Он ничего не ответил парню, не задал больше ни одного вопроса, опустил голову и уставился на грязную воду омертвевшим взглядом.

— Да что ж ты как барышня?! — рассердился Юки и, замахнувшись, отвесил колдуну хлесткую пощечину.

Голова мужчины качнулась в сторону, но пощечина подействовала как надо. В льдисто-голубых глазах медленно разгоралась ярость, все же лучше тупого отчаяния, Корин принялся выбираться из ванны, решительно и быстро.

— Куда собрался? — грубо вопросил медиум, прожигая его раздраженным взглядом.

— Мне нужно найти Ниаса. — просипел в ответ Корин.

— Мстить собрался? За то, что избавил тебя от спятившей бабы? Сядь и успокойся уже. Для начала тебе нужно остыть, потом убраться в гостином зале и похоронить Даниэса.

— Дани… — простонал колдун и рухнул обратно в грязную воду.

— Ну, будет. — Юки встал и протянул ему только что вскрытую бутылку вина — Все когда-нибудь умирают, рано или поздно. И ты тоже когда-нибудь умрешь, и я. Это нормально, так должно быть. — заговаривал ему зубы медиум, с удовлетворением наблюдая, что от алкоголя тот не отказался. Пусть уж лучше напьется до поросячьего визга, чем впадет в меланхолию. — Вот же ты дурак, сам себе проблемы устраиваешь. Ну нафиг тебе вообще сдались эти ангелы, демоны, колдуны? Привязываешься к ним, потом страдаешь. Как есть дурак.