Евгений Шепельский - Эльфы, топор и всё остальное Страница 31

Осмелел, надо же. Я сделал знак, и старый гномочеловек получил свободу.

— Тьфу на вас, — выразился он, присев. — Ох, поясница! Фатик, ты… ты… Я-то тебя нормальным считал. Варвары Джарси, кодекс чести, то да се… Что, хотелка взыграла, не пойму? Видеть надо было, на ком женишься!

— Да ну вас всех! — Щеки Крессинды запунцовели.

Тут двери особняка распахнулись, на крыльцо вышли трое. Людишки — и гоблин. У одного был кинжал, второй держал кистень, а третий, кривоногий коричневый гоблин, спрятав нож за пояс, волок вешалку — стальной шест с крючками, самое то, чтоб блокировать мой несчастный меч.

Переводя взгляд с меня на Громогласа, грабители медленно начали спускаться по ступенькам.

— Кто нанял тебя? — быстро спросил я.

— Балтаза-ар Мотня, Вертиго Семипроти-и-ивный и Шэк-нож. Знаешь таких?

«Такие» спускались по лестнице, напряженно вслушиваясь в разговор. Что, растерялись, ребятки? А как же: некто с костылем под мышкой запросто беседует с вашим прикормленным троллем, тогда как ему давно полагается валяться, раскинув мозгами на десять ярдов.

Ни одного из этой свистобратии я не знал.

Но с мерзавцами не стыдно играть по их правилам.

— А как же, — кивнул я, скроив устрашающую рожу. — Знаю всех трех. Это же они позавчера в тесном кругу обозвали тебя тупой вьючной свиньей, и писклявой к тому же!

Оливковая физиономия тролля стала черной, как деготь. Мародеры замерли на нижней ступеньке, прямехонько за спиной Громогласа. На их мордах отпечаталось изумление: моя ложь, как бы сказать, их шокировала. Мерзавцы всегда страшно оскорбляются, когда становятся жертвами обмана.

— А потом они порешили между собой, что сбегут, и ни черта тебе не заплатят. Они насмехались над твоими чувствами, дескать, писклявому жена не светит… Да вот же они, за твоей спиной! — вдруг закричал я.

Громоглас не глядя отмахнулся дубиной. Былинный удар! Он зацепил всех троих, отбросив их на ступени, как гнилые бревна частокола.

— Убил, — наметанным глазом определил гномочеловек.

— В муку, — добавил я, подумав: Грэмби Бэггер в пылу религиозной добродетели затеет спич о гуманности и милосердии. Но он промолчал. Люди — и даже гномочеловеки — забывают о таких вещах, когда насилие касается их самих.

19

— Быв-а-ай, Фати-и-ик!

Убам захлопнул ворота особняка Грэмби. Я порадовался, как ловко все вышло: старый полугном нашел себе преданного слугу (за обещание избавить его от писклявости, Убам Громоглас будет служить лучше цепного пса), а тролль — врача, ну и денег на выкуп невесты заработает. Правда, оставалась проблема четырех трупов… Я посоветовал Громогласу, когда стемнеет, сгрузить покойников на тачку, прикрыть дерюгой и вывезти в какую-то подворотню. В городе нет стражи, никто не будет препятствовать, никто ничего не скажет, а скажет — дубина тролля поможет укротить красноречие.

Разумеется, вывезти в том случае, если столица Фрайтора устоит под атакой арконийских фундаменталистов…

Грэмби рыскал по сторонам мутным взглядом.

— А там точно подушка? — спросил этот испуганный кролик, наверное, в сотый раз.

— Можешь потрогать! И — нет, я на ней не женат.

— Уж поверьте мне на слово! — ввернула Крессинда, поводя могучими плечами. — Я, коли выйду замуж, так это будет справный гном, умный, красивый, заботливый, как… как…

«Как Олник», — хотела она сказать. Боги, тысяча фаллических демонов Веринди, это Олник-то — умный, красивый и заботливый? Воистину, любовь слепа. Хотя… Ума и красоты вручную не добавить, но, возможно, Крессинда со временем приучит Олника к заботливости своей тяжелой рукой?

— Скажи-ка мне, а почему мародеры тебя пожалели?

Грэмби насупился:

— Пожалели они меня, как же! У одного болел зуб, и они отложили смертную расправу, пока я его не вырву.

Мы тащили Грэмби Бэггера под микитки. Крессинда с одной стороны, я — с другой, кое-как помогая (а больше мешая) себе костылем. Старый хрен, несмотря на обещание помочь, мог в любой момент дать стрекача, уж таков был его норов. Даже то, что я спас его от смерти, а его особняк — от разорения, не добавило полукровке признательности, которая часто переходит в отчаянную смелость, мол, гори все огнем: я тебе помогу! Поможет, как же. То есть — поможет, да, с топором над головой. А лучше — с обломком двуручника, приставленным к шее. Попробует сбежать — острый костылит будет обеспечен.

Весил он не более пятидесяти фунтов, а ростом был Крессинде по плечо. Среди гномолюдей тоже встречаются карлики.

— Тяжкая, тяжкая година… — повторял он, пялясь то на яркое солнышко, то на круглый живот Крессинды, то на многочисленные храмы, которые оглашали окрестности звоном колоколов, бил и ревом фанфар.

Я спросил, с чего вдруг такой тарарам — то есть мне было примерно ясно, с чего, но хотелось узнать точнее.

Мэтр вздохнул:

— Молятся о победе. Особые ревнители просят небеса о богоявлении.

— Явлении Чоза?

— Хоть кого-нибудь. У нас тут ужасные дела, Фатик!

Дальнейшие расспросы показали (как, почесывая за облупившимся ухом, написал бы в отчете капитан Керрит), что дела во Фрайторе неуклонно ухудшались с каждым годом. С тех пор, как я оставил этот растленный край, борьба за власть между иерархами церкви, рыцарями Храма Чоза и баронами-землевладельцами обострилась, от чего страдали простые жители, иначе говоря — тот самый, презираемый высшими кастами плебс. Старый сатрап, бывший одновременно магистром ордена Храма, первосвященником Чоза и основным землевладельцем в стране, не имел наследников, но все еще кое-как держал власть в своих руках. Вокруг него крутили дьявольский танец три фракции упырей. Ни одна из фракций пока не решалась выступить в открытую, и, скажем так, отправить сатрапа на покой, подсыпав ему яду, либо случайно привалив деревцем на охоте, как сделал с Треем Закипающий Чайник. Они выжидали.

Мы углубились в бедные кварталы. Происходящее на улицах мне не нравилось. Народ был возбужден, даже — зол, слышались крики, пьяных было слишком много.

Чуть погодя я продолжил расспрос.

Испуганный лекарь отвечал охотно: пользуя сильных мира сего, он хорошо знал о том, что происходит в стране.

Торговля алкоголем под крышей ордена Чоза — это была лишь малая часть непотребств. Идею с Откупными столбами протолкнули высшие иерархи церкви Чоза, они же несколько лет назад придумали устраивать богоугодные дома терпимости, куда за семейные долги забирали девушек. Церковь Чоза была крупнейшим заимодавцем в стране, ведь денег на украшение и возведение новых храмов много не бывает, верно? Почти одновременно, не желая терять прибыли, свои дома терпимости открыли и рыцари… Бароны-землевладельцы, видя общий бардак и слабость власти, нажали на сатрапа и получили возможность закабалять крестьян целыми деревнями: зачем давать земли на откуп, если на этих землях можно использовать труд рабов? Прибыли, главное — прибыли! Больше, больше, еще больше! Страна погрязает в разврате и коррупции, преступники не стесняются обделывать свои дела даже днем? Плевать. Прибыли, главное — прибыли. А боги поймут, чай, засылаем им немалую долю.