Айя Субботина - Время зимы Страница 31

К ночи их кони остановились у первой гряды холмов. Покрытые снегом, с редкой чередой голубых елей, они казались уснувшим гигантом, что уже долгие годы ждет пробуждения. Пока Раш собирал костер, Хани нарезала несколько ломтей сыра и достала пару кукурузных лепешек. Мудрая собрала им копченый олений окорок, несколько сыровяленых мясных рулетов и еще много всего. Среди припасов Хани нашла даже горшочек овощного рагу с грибами, щедро залитого топленым салом. Но она решила экономить. Чутье истинной северянки подсказывало — погода может измениться в любой момент и тогда дорога до Сьёрга затянется.

— Что там, на севере? — Раш указал рукой на светлое пятно далеко впереди, висящее ниже всех остальных звезд на небе, но не уступавшее им в яркости.

— Ярость севера, огненная звезда в пике башни фергайр. — Хани протянула чужестранцу кружак мясного рулета и кукурузную лепешку. — У нас есть легенда, что когда-то, когда восстанет мудрый правитель, и придут Забытые люди, чтоб ознаменовать единение всех народов, все зло Эрбоса выйдет, чтоб преградить им путь. И тогда Ярость севера вспыхнет ярче солнца и от света ее пробудятся Бессмертные легионы и выйдут, чтоб сражаться со злом в Последней битве.

— Что еще за Забытые люди? — В глазах Раша, полных странных всполозов, появился неподдельный интерес.

— Те, что ушли перед тем, как шаймерские маги накликали на свои земли гнев богов.

— Румийцы тоже Забытые люди? — Парень откусил большой кусок и привалился к камню, закрывая глаза. — Они ведь ушли…

— Их прокляли боги, — резко оборвала его Хани, ругая себя, что забылась и начала верить, будто с этим злым человеком можно спокойно вести разговор у костра, преломив один хлеб. Спасли они по очереди.

С рассветом, снова двинулись в путь. За первой грядой холмов, которую лошади преодолели без трудностей, лежала вторая — крутые склоны, поросшие редкими кустарниками, обвивала тропа серпантинной дороги, такая узкая, что два всадника не разминулись бы на ней. Конь Раша встал на дыбы и ничто не могло заставить животное двигаться дальше. Парень недовольно поглядывал на спокойную жеребицу Хани.

— Наши лошади привычны, — пояснила она, хоть Раш и не спрашивал. — Половина земель Артума — холмы и горы. За этой грядой будет еще две, твой конь не пойдет.

— Предлагаешь мне бежать вслед за тобой? — зло огрызнулся Раш.

— Моя Снежка выдержит двоих всадников. Как-то конь Рока пал, и она несла нас семь дней. А ты, — Хани окинула его с ног до головы, — намного меньше Рока. Отпусти своего коня. Если Скальду будет угодно, он найдет дорогу обратно.

— Сомневаюсь, — снова озлобился Раш.

Нехотя, он снял с коня дорогую сбрую и седло, погладил животное по морде. Хани понимала, что скакун, скорее всего, не переждет ночи и погибнет в пасти волков или гиен. Понимал это и Раш.

Взобравшись позади нее в седло, он потянулся было к узде, но девушка отвела его руки в сторону.

— Снежка не станет тебя слушать.

Она не видела, только почувствовала, как он безразлично пожал плечами и в следующее мгновение руки парня легли ей на талию, обвивая кольцом. Хани чуть не захлебнулась от ярости, попыталась брыкаться, но Раш не собирался уступать.

— Мне не за что держаться, — ехидно заявил он. — Сомневаюсь, что твоя дикая лошадь, ни разу не ходившая под седлом, даст себя оседлать, чтобы я получил опору для рук. А упасть башкой вниз где-то на полпути, мне не охота.

— Держи свои руки там, где держишь, — предупредила Хани, понимая — он прав.

— Если кто-то прознает, что я сидел на кобылице, больше ни одна девка не разделит со мной постель, — то ли в шутку, то ли всерьез, сокрушался Раш.

— С чего бы? — Хани тронула бока жеребицы коленями и лошадь послушно двинулась в гору.

— Сидеть мужчине верхом на кобылице — непростительный позор. Славному мужу пристало держать под седлом только горячего жеребца. Таков обычай Переменчивых и Южных земель. И если ты кому-то растреплешь, мне придется перерезать тебе горло, от уха до уха. — Последние слова Раш произнес почти ласково, будто нашептывал колыбельную малому ребенку.

Хани почувствовала вереницу мурашек, побежавших вверх по спине. Она не знала, бояться ли его, или нет, но шутки непрошенного спутника заставляли ее нервничать и поторапливать лошадь, забывая подчас об осторожности.

Подъем вверх давался медленно. Тропа не была крутой, но Хани приходилось время от времени останавливать кобылку и давать ей привыкнуть к высоте. Когда они достигли пика вершины, солнце начало клониться к горизонту. Ветер на пике свистел сильнее, чем внизу и пробирал до костей, но зато здесь им были не страшны дикие звери.

— Мы еще можем ехать, — упрямился Раш. — В запасе есть немного времени до заката.

— Предлагаешь коротать ночь на тропе, свесив ноги вниз? — Спросила Хани, снимая с лошади свернутые валиком шкуры. — Поедем завтра.

— Ты не понимаешь! В вашей чертовой деревне остались мои друзья. Остались, потому что вы, северяне — дикари, не знающие о гостеприимстве и благодарности. И чем больше мы медлим, тем меньше шансы их спасти.

— Как мы сможем помочь, валяясь у подножия холма со свернутыми шеями? — Хани тоже повысила голос. — Я знаю цену благодарности и понимаю, что сделали твои друзья. И остальные понимают. Но есть традиции, есть наши предки, которые давно отошли в благословенные края и далеки от нас. Им не доказать, что мой поступок был совершен не из глупости, а от безвыходи! Эхо многократно усилило ее слова и понесло вокруг, множа на все голоса.

— Я хочу помочь, чтобы ты не думал, чужестранец, — уже тише, продолжила Хани. — Но глупость губит и тех, кто много сильнее нас.

Она вспомнила Рока: умирающего, пронзенного стрелами, со страхом во взгляде. Он, не сомневалась Хани, до последнего верил, что боги даруют ему еще один шанс.

— Поедем, как только заалеет горизонт. — Раш показал ей спину, устраивая место для ночевки.

***

Арэн не помнил, кто из просветленных мудростью мужей сказал, что ожидание приговора страшит сильнее, чем сам приговор. Сейчас, как никогда раньше, он понимал всю истину этих слов. Утро принесло вьюгу, метель бушевала так, что даже очаг, что всегда пламенел в центре Яркии, погас. Старухи дружно качали головами и сотрясали воздух скорченными немощными руками, вознося их к небесам. Дурной знак, хором пророчили они, пугая жителей. Пророчество подхватила перепуганная ребятня, весть пошла по деревне, расползаясь стремительно, как круги по воде.

— Огонь в Большом очаге развел Ярик, прозванный Одноглазым филином.