Дмитрий Ахметшин - Туда, где седой монгол Страница 31

Наран нахмурился. Чихнул, выдохнув целое облако пыли.

— Давай покопаем ещё. Я не устал.

Они копали до тех пор, пока не сгустилась и не опустилась им на плечи ночь. Эта ночь была совершенно непроглядной, звёзды спрятались за облаками, от луны остался только краешек, на фоне которого было видно, как полыхает небесный огонь из облаков, и, чтобы не замёрзнуть, приходилось всё быстрее и быстрее работать руками. Лошади, глядя на них, тоже принялись скрести копытами землю. Под одним из корней (отмеченным конским волосом: догадливых путешественников набралось уже целых четыре штуки) обнаружился большой камень. Урувай с пыхтением извлёк его наружу, очистил от земли и выяснил, что валун отдалённо напоминает нахохлившуюся птицу.

— Что это?

— Это подземная сова, — пропыхтел Наран. — Положи её на место. Помогай. Глубже ещё никто не забирался, говорю тебе.

Наконец что-то твёрдое вновь ткнулось им в руки. Наран дрожащими от усталости пальцами разгрёб землю вокруг изгиба белого, словно снег, корешка.

— И здесь тоже что-то есть, — сказал он, еле сдерживая досаду.

— Подношение?

— Это не ленточка.

Из земли появился полотняный мешочек, повязанный к корешку тесёмкой.

— Может, это и не подношение, — в голосе Нарана проснулось любопытство. На священные деревья подвязывают только ленточки. — Наверно, его закопали давным-давно, когда дерево ещё было в самом расцвете сил. Какие-нибудь кочевые племена — чтобы удобнее было потом найти свои сокровища.

Наран воскликнул, противореча сам себе.

— Может, здесь был целый лес!

— Или порядки для подношений сотню лет назад были другими, — пробормотал Урувай, глядя, как друг пытается отцепить находку от корня.

Тем не менее, его тоже разбирало любопытство.

Из мешка высыпались какие-то крошки, видимо, останки еды, настолько старые, что уже не представлялось возможным определить, что это. Выпали оттуда и остатки одежды, какие-то бессмысленные лоскуты. И одной из немногих вещей, которые не рассыпались под пальцами, оказалась дуга из тёмного желтоватого металла, который приятно холодил пальцы.

— Что это? — спросил Урувай.

Наран наморщил лоб.

— Это называется — «стремя». Я слышал о таких штуках. Их используют далеко на западе для того, чтобы ездить на лошади.

— А! Чтобы продевать в неё повод? Довольно удобно…

— Да нет же.

— Чтобы массировать лошади спину? — неуверенно спросил Урувай.

Наран объяснил. Урувай поднял брови:

— Зачем ноги куда-то вдевать? Можно же просто повесить, и пусть себе болтаются…

— Ну, говорят, у них там слишком много деревьев и слишком длинные ноги. И чтобы не задевать за стволы и за землю, придумали такую штуку.

Урувай с сомнением посмотрел на дерево. Ему было трудновато вообразить, что где-то таких штуковин может быть больше, чем три. Хотя среди его сказок была одна, в которой монгольский юноша путешествовал за солнцем по всяким землям, также и по тем, в которых растут леса. Но у него не слишком получалось её рассказывать. Шум листвы больше походил на звук растревоженного осиного гнезда, напряжение в рассказе само собой нарастало, и вместо того, чтобы отдохнуть под сенью дерева, герою раз за разом приходилось сражаться с волками или от кого-то убегать.

Он сплюнул безнадёжными мыслями на землю и растёр их пяткой. Встряхнул мешочек и вытряс на ладонь несколько пыльных украшений. Не из ткани или крашеных перьев, которые делали себе женщины в степи, а из тяжёлого жёлтого металла и пыльных, мутных, но всё-таки блестящих камней.

— Интересно, в этих вещицах есть какая-нибудь тайна?

Наран рассматривал главную находку.

— Вряд ли. Скорее всего, кто-то хотел спрятать сокровища у Йер-Су за пазухой, и её воля, что именно мы их нашли. Смотри, какое искусное. Гораздо лучше любого оружия, которое я видел.

— Земля ему нисколько не повредила, — вынес свой вердикт Урувай.

— Будет нашим талисманом. Йер-Су одарила нас этой полезной вещью не просто так. Уверен, она сыграет роль в путешествии.

Урувай закивал.

— Тогда мне нужно включить её в сказание. Дай-ка, я выучу, как она звенит…

Глава 6. Керме

Первый раз за свою осознанную жизнь Керме потеряла точку соприкосновения с землёй. Когда-то в детстве мама и папа таскали её, как все родители таскают своих детей, на руках, но те времена безвозвратно растворились в непрочном, как бегущая вода, детском разуме. Керме часто жалела, что не помнит этих моментов, и в то же время боялась вдруг их вспомнить. Отпустить руку Йер-Су — самое страшное, считала она, что может случиться со слепым тушканом. Поэтому она всегда держалась за неё изо всех сил, цеплялась ручонками, ногами, иногда даже зубами, как блоха, въедалась в зелёный волосяной покров и надеялась, что у того достаточно прочные корни.

Теперь же она летела, и где-то внизу, будто небо с первым осенним громом внезапно перевернули и поставили ей под ноги, грохотали копыта. Ветер задувал в лицо, душил своей плёткой крик и одновременно рычал ей в уши другие слова.

«Не бойся, я с тобой», — послышалось Керме.

Это он! Это Ветер! Она попыталась приручить свой страх, и почувствовала вокруг талии чью-то руку и горячую ладонь на животе. Он пришёл за ней!

— Держись крепче, девочка. Сейчас у нас вырастут крылья. Как у перелётного гуся.

Голос ей понравится и одновременно поднял из глубин сердца новые приступы страха. Сильный и грубый, он как будто бы плохо выговаривал слова, проглатывая начало и окончание, оставляя от них лишь огрызки. Но сравнение с гусем Керме понравилось.

Её переложили почти на шею лошади, прямо за лукой седла.

— Ты пришёл за мной! — захлёбываясь словами, сказала Керме. — Ты везёшь меня в свой небесный шатёр?

Но он её не расслышал. Только шум трав внезапно убрался из-под ног коня, щёки облепили, как насекомые в жаркий день, снежинки. Даже снежные хлопья… нет, комья, целые комья снега таяли на веках и льдинками искрили на зубах. В глазах возник неприятный холодок, и Керме опустила веки.

Он скачет прямо по снежинкам на эти таинственные грозовые тучи!

Дорога была длинной. Снег по-прежнему заваливал всё вокруг, стало очень холодно, и уши превратились в ледышки. Грива швыряла ей в лицо новые горсти снега. Керме казалось, что через толщу мяса и костей она слышит, как бьётся лошадиное сердце… Если, конечно, этот конь настоящий. Интересно, и правда, на каком скакуне должен ездить ветер? Ей на мгновение представилось странное существо с телом человека, грудью и ногами лошади. Наполовину покрыто жёсткой шерстью, наполовину — голое и гладкое. Тотчас явилось воспоминание из детства: именно таким было её первое представление о всех мужчинах.