Айя Субботина - Сердце мертвого мира Страница 32

  - Хоть бы великие интриганы, додумались письма северянам писать на их речи.

  Арэн, если и услышал ее слова, не взялся отвечать.

  В письме были предложения и уговоры, как и сказал дасириец. Вероятно, в случае согласия, Конунгу следовало поставить под ними свою печать, и дела были бы решены. Во втором тубе был рисунок. Искусно нарисованное родовое древо, род Гирама Великого. Этот пергамент заинтересовал Миэ куда больше первого. Она присела за стол, поерзала на неудобном стуле, прежде чем нашла удобное положение и взялась изучать ветки семейств. Так и есть, Сария и вправду носила кровь Гирама, но весьма жидкую и разбавленную. И Фьёрн тоже в какой-то степени был потомком великого дасирийского императора.

  - Арэн, ты уже знаешь, что вечером будет пиршество? - Задумчиво поинтересовалась Миэ. Она аккуратно завернула свитки, положила их обратно в тубы. Если приложить немного усилий, она вполне сможет подделать печати рода Шаам, после наложить охранные чары - и никто не приметить подмены.

  - Нет, - усталым голосом ответил дасириец. - Предлагаешь пойти и станцевать с тобой?

  Миэ улыбнулась - несмотря на свою немощность, Арэн пытался шутить и не падать духом.

  - Послушай, - таремка поднялась, подола к дасирицу и погладила его по волосам. Странно присмиревшая северянка сидела молча. - Я пока заберу эти письма, погляжу как можно сделать, чтоб сохранить твое обещание девственно чистым. Но за это ты должен кое-что пообещать мне.

  Арэн приоткрыл глаза - сон отчаянно тянул его в сладкую негу, но дасирец пытался выслушать Миэ.

  - Ты никому не станешь говорить про свои послания. До тех пор, пока мы не узнаем, чего ради рхельцы пожаловали в эту студеную глухомань, и отчего им нерадостно соседство дасирийца и таремки. А уж после - поглядим, куда ветер дует.

  Она не была до конца уверена, что верно истолковала его неясный кивок, но не решилась переспрашивать Чем скорее Арэн встанет на ноги, тем быстрее они покинут Артум. Миэ почти не сомневалась, что за те ни, пока они марались кровью шарашей и бродили непроглядными горными тропами, в Эзершат пришел ветер перемен. И от того ветра несло раздором.

  Таремка вышла и, тем же путем вернулась в комнату, вновь спрятав себя под пологом невидимости. По пути она несколько раз останавливалась, трогала стены, прижимала камни, которые, как ей казалось, подозрительно выдавались вперед из общей кладки. Ничего, хоть бы близко похожего на тайный ход, волшебница не нашла. Но тем больше она укрепилась в своем мнении, не могли же рхельцы и в самом деле провалиться сквозь землю?

  Вернулась таремка вовремя: не успела за нею закрыться дверь, как следом пришла одна из служек, здоровенная тетка с огромными волосами покрытыми курчавыми волосками. Миэ подавилась отвращением, когда та, не шибко церемонясь, грохнула об стол тяжелым подносом. Волшебница дождалась, пока та выйдет и только после того поглядела, что за угощения прятались в глиняных горшка и плоской миске, прикрытой тонкой лепешкой. Свиная похлебка, половина запеченного с картофелем гуся, кольцо прокопченной колбасы, хлебцы, запеченные с пряными травами и кусок черничного пирога. Еды хватило бы на троих. Миэ съела всего понемногу, горюя об изысканных деликатесах, которые подавали на пиршествах в Тареме.

  Только насытившись, запив все принесенным же клюквенным морсом, волшебница еще раз пересмотрела письма и кусочки сломанных сургучных печатей. Дасирийци, что стояли за этим предложением, - Миэ не сомневалась - заговорщиков было много, не единолично же Шаам-старший и бывший советник затеяли политические игры, - сулили немного. Большей частью все предложения сводились к обязательной военной поддержке и железному военному союзу между Дасирийской империей и Артумом. В договор так же входило обязательство о взаимном ненападении, при условии, что ни одна из сторон не станет нарушать границ союзника. А все это северянам предлагалась часть своих северных территорий. Миэ ухмыльнулась - земля там была скудная, худая и малопригодная для земледелия. Конечно, в той части Эзершата тепло гостило чаще, чем в Артуме, но такая сделка все одно ровным счетом не сулила артумцам выгоды. Подачка, не более, рассчитанная на то, что северянам не хватит ума углядеть подвох.

  Сколько времени шло на то, чтоб заново запечатать тубы, таремка не знала. В комнате, где единственным источником света служил только огонь в жаровне да пара факелов, время текло монотонно, точно река. Подделать печати оказалось не так уж и просто, пришлось несколько раз плавить новый сургуч и вычаровывать на нем оттиск нужной формы. Волшебство, которому таремка училась самостоятельно, тайно ото всех. Каких только книг не было в отцовской библиотеке, как оказалось. Подлогом Миэ занималась едва ли не первый раз за свои почти три десятка зим, но когда закончила - результат ее устроил. Финалом делу стали охранные чары.

  Закончив с письмами Арэна, Миэ снова взялась за книги и ониксовый "глаз" найденные в Хеттских горах. Таремка изучала их долго, пока пришедшая служка, та самая, с густой порослью на руках, не нарушила ее уединение.

  - Госпожа просила напомнить, что пиршество скоро начнется, - пробубнила она на плохой общей речи и повернулась, чтоб уходить.

  - Погоди, - остановил ее Миэ. - А господин, хозяин Харрога, вернулся уж?

  - Вернулся, - ответила северянка. Она продолжала топтаться у двери, будто дожидаясь, когда ее еще о чем спросят, но таремка велела ей идти.

  "Интересно, и как мне привести себя в порядок, если некому даже волосы мне зачесать?" - молча злилась волшебница. В памяти осталось несколько несложных чар, с помощью которых таремка кое-как привела в порядок единственное уцелевшее платье.

  Покидая комнату таремка негодовала, проклиная всех и вся: сегодняшний вечер будет позором ее красоте. Никогда еще не доводилось ей выглядеть настолько скверно.

  Хани

  Фергайры встретили странно.

  Хани готовилась, что ее станут привечать сурово, а вместо того сестры Белого шпиля чуть не под руки завели в башню и проводили в комнату. Ту самую, где Хани навестила странная красивая госпожа. Правда, никто не расспрашивал девушку, что приключилось. Привели и оставили одну.

  В этот раз в комнате было тепло - жаровня раскалилась чуть не докрасна, полная поленьев и сухих трав, от которых у Хани почти сразу закружилась голова. Здесь же набрали лохань с водой, которая, к тому времени как девушка собралась выкупаться, успела порядком остыть.

  Смыв вместе с грязью все невзгоды, Хани забралась в постель. Сума с птенцом осталась лежать в углу. Пернатый уродец продолжал буквально на глазах все гуще обрастать новым опереньем, которое так же стремительно меняло цвет. Теперь из грязно-бурого, перья стали ярко-рыжими, блестящими и холеными. Однако же кроме этого, птица не подавала никаких иных признаков жизни. Хани, как ни старалась, не могла понять диковинного превращения, но животное было живо, а потому, проносив его год за спиной, девушка не собиралась бросать своего выкормыша.