Ольга Шумилова - Игра в зеркала Страница 32

Взгляд лихорадочно бегал по рубке, останавливаясь на противнике. Эрик поднимался, зажимая кровящую рану рукой. Я сипло вздохнула, запоздало удивляясь тому, как же, бесы меня побери, тяжело дышать… Рука нашарила на полу металлический стержень, все-таки вытащенный из чужих пальцев. Тело перекатилась на живот, пытаясь подняться.

Под напором дрожащих рук удалось встать на колени, шатаясь, как дерево на ветру. Перед глазами замельтешили темные пятна, постепенно сливаясь в один плотный черный занавес, удушливым пологом накрывающим мысли.

Шаги. Тяжелые, будто припечатывающие меня к полу. И быстрые, быстрые, быстрые… Я отчаянно заметалась, пытаясь пробиться сквозь звенящую пустоту собственного сознания. На ладони возникли слабые, трепещущие язычки изумрудного пламени, возникли, и почти сразу же потухли, не поддерживаемые стремительно уходящим сознанием. Шаги. Близко совсем…

Шаги. Сигнал от слуховых рецепторов за доли секунды был доставлен в мозг. Анализ, исключающий сознательный компонент, вынес вердикт. Прямая угроза. Инстинкт самосохранения, не контролируемый уже практически ничем, отдал приказ.

Почти отдал. Я успела. В источник шума полетел удар сырой энергией, удар страшной силы, но все же гораздо меньшей, чем то, что он заменил в последнюю секунду. То, что убило бы меня — спасибо Эрику — тому, настоящему. Бесы!..

Разлетелся вдребезги ударопрочный пластик кресел, с грохотом опрокинулись не защищенные силовым полем подставки приборов. Я успела поднять однослойный кокон, защитившего от рикошета собственного удара, от осколков же прикрывали только собственные руки, вскинутые к лицу. Обломки впились в кожу десятками мелких зазубрин, где-то лопнул стеклопластик шкал, надрывно, на одной ноте, завизжала сигнализация. Я запоздало бросилась на пол, чувствуя, как вокруг бурлит запущенная «вертушкой» энергия, перемалывая все на своем пути. Тело сжалось в комок и переползло в убежище под консолями, и лежало там, слепое и глухое к миру, судорожно натягивая все новые и новые слои защитного кокона.

А потом… Все кончилось.

Я прислушалась. Тишина. Помотала головой, глубоко вздохнула и выяснила, что, кажется, в глазах начинает проясняться. Черный занавес снова превратился в темные пятна, уже начинающие вспыхивать цветом. Я осторожно села. Взгляд стремительно обежал круг, и, так и не найдя Эрика, остановился на двери. Плечи сами собой подались вперед, шея вытянулась, голова приподнялась, захваченная гремучей смесью неудержимого любопытства и беспокойства.

Испугаться я не успела, как и поставить новый блок вместо взломанного и рассеянного с парализующей страхом неразличимостью.

Последнее, что ощутила немеющая кожа — жесткие пальцы, сжимающие виски.

Соврал… Эм-п-пат он-н, ага…

Я была жива.

Определенно.

Жива?! Ё-ё-ё…

Подвал (?). Темнота. Связанные руки. И некий психопат нависает над душой.

Где-то я это уже видела…

— Что тебе нужно?…

Молчание. Напоминает дешевый фарс. И слова вырываются те же самые… Сейчас я помотаю головой и пойму, что все еще в том приснопамятном подвале на Мерре, с которого все начиналось, а то, что было после — всего лишь сложная галлюцинация, посетившая отравленные алкоголем мозги.

Если бы. На запястьях не «шестерка», а браслеты вибронаручников. И спину холодит металл, а вовсе не камень… Грузовой отсек, не иначе. И холодно, как у айсберга на макушке. Я посмотрела на свежие ссадины на руках, провела рукой по шее, и окончательно вернулась в объективную реальность.

Эрик все так же стоял надо мной, молча, скрестив руки на груди и опустив голову. Ну и почему я до сих пор жива? Надеется на какие-то сведения? Глупость. Тот, кто в курсе, на что похож усилитель, не может не знать о блоке активации саморазрушения, вправленном в мозги даже самого последнего лаборанта Корпуса. Безопасность, знаете ли, прежде всего, а первая заповедь конторы — не фиг попадаться. Да и не удержат меня никакие вибронаручники. «Шестерка» — да, может, и удержала бы — в ней риатина до задницы, любые ментальные сигналы глушит. Так что же…

— Эрик, — я подняла на него глаза. Это был слишком опасный противник, опасный всего лишь тем, что отвечал на мысли. И теперь, когда за пазухой не осталось, в общем-то, ничего, стало невероятно легко. Игра в открытую — редкая радость. Инстинкт, неистребимый мой помощник, заставлял играть именно так. В открытую.

Видят боги, этого я хотела сама.

— Что?

— Что не так? — я посмотрела в светлые глаза и зашептала, пьянея оттого, что могу это сказать. Сыграть в открытую. — Ты знаешь все не хуже меня, так в чем же дело? Чего я не понимаю, Эрик?

— Что не так?… — эхом отозвался он. Качнулся с пяток на носки, задумался и медленно опустился рядом. Длинные пальцы, наконец-то без перчаток, на удивление обыкновенные пальцы с аккуратно остриженными ногтями, обхватили мое запястье и провели по ладони, там, где до сих пор белеет тонкий шрам, доходящий до тяжелого резного браслета. — Все так, Ким. Есть только оно маленькое но. Ты ничего не сделаешь мне ни сейчас, ни потом. Более того, не сделаешь ничего, даже я вздумаю продать тебя в рабство на самом распоследнем невольничьем базаре. А знаешь почему?…

Он наклонился ко мне и прошептал всего несколько фраз.

И этого хватило с лихвой…

Мой мир, прочно и надежно выстроенный, тихий шепот разбил в мелкую как пыль стеклянную крошку.

— Откуда?… — беспомощный стон окончательно, безвозвратно проигравшей. Откуда?!! И… Зачем?! Зачем это все?!!

Молчание.

— Это правда только в той степени, в какой я хочу жить!

— А ты хочешь, — светлые глаза смотрели прямо в мои. — Очень хочешь.

Он стремительно поднялся, будто и не был ранен. А может, уже и не был… Повернулся и уверенно пошел прочь, оставляя меня в темноте. Я не удержалась и крикнула ему в спину:

— Что я не учла, Эрик?

Он приостановился на мгновение, и, не поворачиваясь, сказал, как всегда, отвечая на мысли, а вовсе не на слова:

— В машинном отсеке были проблемы, и ты это знала. Я не искал тебя. Это случайность, если это утешит тебя. Всего лишь случайность…

Он ушел.

«И ты это знала»… Я действительно это знала!.. ЗНАЛА, бесы его подери!!! Те самые рефлексы, заставляющие руки реагировать на звуковой сигнал, отключили мысли напрочь. Из всех мест на технической палубе я выбрала то единственное, где вероятность встретить хозяина приближалась к стопроцентной…

Он ушел, а я осталась. Сидеть, считать часы и минуты в темноте.

Где-то по дороги из ниоткуда в никуда я сбилась со счета и, кажется, больше суток просидела, глядя в одну точку.