David Eddings - Колдунья из Даршивы Страница 32

– Сколько же вам лет, Сенджи? – настаивал Бельгарат.

– Думаю, я родился в пятнадцатом столетии, – ответил Сенджи. – Какой сейчас год?

– Пять тысяч триста семьдесят девятый, – сказал ему Гарион.

– Уже? – удивился Сенджи. – Как быстро идет время! – Он стал считать на пальцах. – Выходит, мне около трех тысяч девятисот лет.

– Когда вы узнали о Воле и Слове? – продолжал Бельгарат.

– О чем?

– О волшебстве.

– Вот как вы это называете? – Сенджи задумался. – Полагаю, этот термин более точный. Воля и Слово – мне это нравится! Звучит приятно.

– Ну так когда же? – повторил вопрос Бельгарат.

– Очевидно, в пятнадцатом столетии. Иначе я умер бы в обычном возрасте.

– Вы не получили никаких инструкций?

– Кто мог инструктировать меня в пятнадцатом веке? Я просто случайно наткнулся на это.

Бельгарат и Бельдин вновь обменялись взглядом.Потом Бельгарат вздохнул и прикрыл глаза ладонью.

– Такое иногда случается, – сказал Бельдин. – Некоторые действительно просто на это натыкаются.

– Знаю, но вот что удручает: вспомни столетия, в течение которых наш Учитель обучал нас, а этот парень взял и подобрал все готовенькое. – Бельгарат посмотрел на Сенджи. – Почему бы вам не рассказать об этом подробнее? – предложил он.

– По-твоему, у нас есть на это время, дедушка? – спросил Гарион.

– Мы должны создавать время, – сказал ему Бельдин. – Это была одна из последних заповедей нашего Учителя. Каждый раз, когда мы встречаем кого-либо, случайно наткнувшегося на тайну, мы должны все хорошенько расследовать. Даже боги не знают, как это происходит.

Сенджи соскользнул со стола и заковылял к покосившейся книжной полке. Порывшись в книгах, он вытащил самую растрепанную.

– Простите, что она в таком состоянии, – извинился он. – Ее несколько раз потрепало взрывом. – Алхимик вернулся к столу и раскрыл книгу. – Я написал это в двадцать третьем столетии, – сказал он. – Я заметил, что становлюсь рассеянным, и покуда это еще было свежо в моей памяти, запечатлел все на пергаменте.

– Разумно, – одобрил Бельдин. – Мой угрюмый друг в последнее время страдает провалами в памяти. Конечно, этого следует ожидать от того, кому уже девятнадцать тысяч лет.

– Ты подсчитал? – ядовито осведомился Бельгарат.

– По-твоему, тебе еще больше?

– Заткнись, Бельдин.

– Нашел! – объявил Сенджи. Он начал читать вслух: – «В течение следующих четырнадцати столетий Мельсенская империя процветала, находясь в стороне от теологических и политических распрей, раздиравших западную часть материка. Мельсенская культура была светской, богатой и просвещенной. Рабство оставалось ей неведомым, а торговля с ангараканцами и их подданными в Каранде и Далазии была чрезвычайно прибыльной. Старая столица Мельсена стала главным центром образования».

– Простите, – прервал Бельгарат, – но разве это не прямое заимствование из «Императоров Мельсена и Маллореи»?

– Разумеется, – без всякого смущения ответил Сенджи. – Плагиат – первое правило науки. Пожалуйста, не прерывайте.

– Простите, – извинился Бельгарат.

– "Но, к несчастью, – продолжал Сенджи, – некоторые мельсенские ученые обратились к колдовству. В основном они сосредоточили свои усилия в области алхимии". – Он посмотрел на Бельгарата. – Отсюда начинается оригинальный текст. «Мельсенский алхимик, косолапый Сенджи, случайно использовал колдовство в процессе одного из опытов».

– Вы говорите о себе в третьем лице? – спросил Бельдин.

– Это была традиция двадцать третьего века, – объяснил Сенджи. – Автобиографии считались проявлением дурного вкуса и казались нескромными. Скучное было время. Я зевал почти целое столетие. – Он вернулся к чтению. – «Сенджи, алхимик пятнадцатого века в университете столицы империи, славился своей глупостью». – Он сделал паузу и недовольно заметил: – Эту фразу нужно изменить. Впрочем, и следующие не лучше. – Сенджи с отвращением продолжал: – «Откровенно говоря, его эксперименты чаще превращали золото в свинец, чем наоборот. Будучи разочарованным очередным опытом, Сенджи случайно превратил медную водопроводную трубу весом в полтонны в чистое золото. Сразу завязались дебаты, в которых приняли участие отдел денежного обращения, отдел приисков, факультет оздоровления, колледжи прикладной алхимии и сравнительной теологии. Их целью была организация контроля над открытием Сенджи. Лет через триста участникам диспута пришло в голову, что Сенджи не просто талантлив, но, по-видимому, бессмертен. Отделы, факультеты и колледжи пришли к выводу, что во имя науки следует попытаться убить его, дабы удостовериться в этом факте».

– Неужели они это сделали? – воскликнул Бельдин.

– Еще как! – мрачно усмехнулся Сенджи. – Мельсенцы любознательны до идиотизма. Они пойдут на все ради доказательства какой-нибудь теории.

– Ну и что было дальше?

Сенджи снова ухмыльнулся – при этом его длинный нос и острый подбородок почти соприкоснулись.

– "Хорошо известному дефенестратору[1] было поручено выбросить старого алхимика из высокого окна одной из башен административного здания университета, – продолжил он чтение. – Эксперимент имел тройную цель: (а) узнать, действительно ли Сенджи неуязвим, (б) какие меры он предпримет, дабы спасти свою жизнь, падая на мощенный булыжниками двор, и (в) не поможет ли это раскрыть тайну умения летать, благо у него не останется альтернативы". – Косолапый алхимик оторвался от текста. – Я всегда гордился этой фразой, – сказал он. – В ней идеально соблюдены пропорции.

– Настоящий шедевр, – одобрил Бельдин, хлопнув по плечу маленького человечка с такой силой, что тот едва не свалился со стола. Он взял кружку Сенджи. – Позвольте мне наполнить ее для вас. – Волшебник сосредоточенно наморщил лоб, и кружка наполнилась вновь. Сенджи сделал глоток и едва не задохнулся.

– Этот напиток варит моя надракийская знакомая, – сообщил ему Бельдин. – Крепкий, не так ли?

– Очень, – хриплым голосом согласился Сенджи.

– Продолжайте вашу историю, друг мой.

Сенджи несколько раз откашлялся и снова стал читать:

– "Однако в результате эксперимента чиновники и ученые узнали лишь то, что крайне опасно угрожать жизни волшебника – даже такого неопытного, как Сенджи. Как только дефенестратор потащил Сенджи к окну, он, вследствие внезапной транслокации, оказался на расстоянии пяти миль от университета и на высоте около полутора миль над гаванью – прямо над рыбачьей флотилией. Кончина дефенестратора не вызвала особого горя, если не считать рыбаков, чьи сети были сильно повреждены его быстрым падением.