Дэвид Уилсон - Крыса на козлах Страница 32

Но мое человеческое тело уже чувствовало усталость от постоянного напряжения. Я должен был отдохнуть. Я снова созвал своих солдат с дороги и убаюкал их, погрузил в тишину и покой. Казалось, мне стоит только подумать о чем-то, как мысль тут же передавалась им, прямо через музыку. Дженкинс однажды назвал музыку наичистейшим выражением души. Но он говорил еще, что она для развлечения, а не для дела. Теперь я знал лучше. Это наичистейшее выражение может быть оружием, которым можно завоевать весь мир.

Я крепко уснул, и проспал бы, должно быть, весь день, если бы меня не разбудило покусывание за руки и за ноги. Крысы что-то говорили мне. Я открыл глаза и увидел ослепительный блеск зелени, голубизну неба, мягкий коричневый цвет шкурок. Впрочем, крысы разбудили меня не для того, чтобы я полюбовался красотой природы. Вдали, на дороге, которая извивалась между придорожных холмов, как река, виднелись шесть силуэтов. Скоро стало ясно видно, что это всадники, а блеск металла под солнцем выдал в них солдат. Они уже поравнялись с авангардом моей армии, но основная масса моих солдат все еще неподвижно замерла между деревьев на обочине дороги. Я сыграл тихий сигнал, приказав им оставаться на месте, и солдаты врага беспрепятственно приближались.

Конечно, их послал Девлин. Он должен был добраться до дворца на рассвете, и еще не знает, выжил я или нет. Этих солдат могли отправить разыскивать мое тело, а может и наоборот, мою армию. Что еще они могли сделать против нас? Ничего. Они в лучшем случае донесут Девлину, а он соответственно приготовится к встрече.

А враги все приближались. Как они могли не замечать, что поля вокруг из зеленых стали коричневыми? Ведь они же должны были смотреть и по сторонам, а не только вперед? Ладно, если так, пусть приближаются. Они не вернутся к Девлину, и ему останется лишь теряться в догадках.

Они спокойно подъехали поближе. А потом, к моему удивлению, свернули с дороги и ринулись прямиком ко мне. В мгновение ока я понял эту тактику. Их целью была не разведка, они должны были уничтожить меня. И если бы они скакали цепью, они бы добились своего. Но они поскакали гуськом, и в этом была их ошибка. Я двинул свои войска в бой. Передняя лошадь с ржанием встала на дыбы и сбросила своего ездока, когда сотни зубов впились ей в ноги. Остальным коням путь был закрыт, и не успел я моргнуть, как все шесть лошадей вместе со всадниками уже лежали на земле, покрытые пищащей коричневой массой. Я бросился к ним, пытаясь спасти хотя бы одну из лошадей, но было уже поздно. И животные и люди были убиты практически мгновенно и моя армия уже пожрала их. Я смог спасти только одно. Второй солдат успел соскочить с лошади и отвоевал себе несколько лишних секунд жизни. Теперь я отряхнул его тело от крыс и стащил с него изодранную форму. Несмотря на дыры и кровь, ее еще было можно надеть. Я сделал из своей накидки мешок, свернул форму и положил ее внутрь.

Скорость, с какой люди и лошади были обглоданы до костей, была потрясающей. Словно в этих костях никогда не было даже искорки жизни. Возможно, такое пиршество может показаться кому-нибудь отталкивающим, но я видел, как плоть пожирал огонь, и причиной тому была ненависть, а то, что я наблюдал сейчас, было не более отталкивающим, чем семья, собравшаяся за столом на ужин. И ужин удался.

Теперь мы прошли уже полпути и безостановочный марш отсюда привел бы нас к городу как раз перед рассветом. Идеальное время для атаки. И мы снова двинулись в путь, и моя музыка ритмичной энергией текла в лапки моих старательных солдат. Это была самая простая команда, и я легко мог наигрывать ее почти автоматически, пока мой мозг был занят совсем другим. Я обдумывал атаку.

Главной задачей было угадать мысли Девлина. Я дважды недооценил его, и третий провал может обойтись слишком дорого. Я должен приникнуть в его мозг, как проникал в других людей, читая книги. Я сам должен стать Девлином.

Он был убежден в том, что я жив, и то, что вперед были отправлены солдаты, подтверждает это. Он будет надеяться на их возвращение, а когда они не вернутся, он будет действовать, предполагая наихудшее. Он будет искать возможность спасти свою жизнь. А как спасти свою жизнь от миллионной армии? Один способ он мне уже показал — убить их лидера. Он сосредоточит все свои силы и возможности на том, чтобы устранить меня. Но как? Может быть, его солдаты сейчас прячутся в засаде, поджидая меня, так же, как мои солдаты поджидали их? Он думает, что я направлюсь прямиком ко дворцу. И где-то на этом пути ко дворцу он мог посадить в засаду сотню, две сотни, пять сотен человек, с единственной целью — убить меня. «Ждите, пока крысы пройдут, — скажет он им, — и убейте Кучера».

А что с городом? Его собственная безопасность может быть превыше всего, но ему придется защитить и город. Правитель без подчиненных — все равно, что голова без тела. В его собственных интересах город должен уцелеть. Значит, атака будет вдали от города, за много миль вперед, чтобы крысы не знали, в какую сторону бросаться. Дорога: вот ключ. Он ожидает, что мы будем идти по дороге. А если мы пересечем реку и подойдем к городу с тыла? А как? Во время нашей вчерашней поездки на карете мы все время не теряли реку из виду, но не видели ни одного моста. Мосты бывают только в городах, а между нами и городом других городов больше нет.

Но в этом, может быть, и наше преимущество? Он даже не ожидает, что мы атакуем с другой стороны. Если мы переправимся через реку, мы обойдем его людей и обрушимся на город, прежде чем кто-то успеет догадаться о нашем присутствии. Конечно, на мосту будет охрана, но они ведь будут стоять там для обороны, а не для атаки, и мои воины играючи справятся с ними. Нам нужно только пересечь реку.

С этой минуты мы шли уже не вдоль дороги, а к реке, вдоль нее. Я боялся, что ночь опустится прежде, чем мы найдем подходящее место для переправы. Переправляться ночью при таком быстром течении было бы опасным. Однако когда я нашел то, что искал, солнце было еще высоко. В этом месте река сужалась и на берегах стояли деревья, уходившие далеко в небо. Меж деревьев прозвучали приказы и мое войско принялось за работу, обнажив свои устрашающие зубы, грызя, жуя, перекусывая… С предсмертным скрипом и оглушительным плеском в воду упал первый из гигантов. Последние волокна коры еще связывали его с корнями и течение вынесло его обратно на берег. Но следующее дерево было достаточно высоким, и его ветки увязли в густых кустах на той стороне. Вот еще одно дерево соединило берега, затем еще и еще, пока все намеченные пять или шесть бревен не образовали наш мост. Так мы переправились на другой берег, царапая и скребя лапками по ненадежной опоре над ревущей жадной рекой… вот переправившихся все больше и больше, все больше, пока, наконец, огромная армия не двинулась по полям уже на другой стороне реки. Я не знаю, скольких мы потеряли в реке, но поля вокруг снова были коричневыми — от тех, что переправился успешно. И мы снова двинулись вперед. Опускался вечер, наступили сумерки, а потом ночь, а мы все шли к ничего не подозревающему городу.