Пик затмения (СИ) - Сойфер Дарья Страница 33

Сделав вид, что никуда не торопится, Мара с максимальной невозмутимостью прохромала в холл. Выждала, пока пульсирующая боль в лодыжке немного стихнет, и побитой собакой поплелась к себе в корпус. Конечно, с дедом поговорить хотелось, но снова нарываться? Нет, лучше подождать, пока он переедет в домик новичков. Отсвечивать перед Данифом и Венсан сулило крупные неприятности, и Мара пообещала себе, что ближайшие дни даже не сунется на третий этаж.

Однако, – и в этом она убеждалась не раз, – стоит только очертить мысленные границы, которые нельзя пересекать, жизнь тут же пытается вытолкнуть тебя наружу. Нога болела, ныли синяки. Лед из холодильника никакого облегчения не принес, только намочил одеяло. Мара терпеть не могла болеть и всегда злилась, если собственный организм подводил ее. Чувствовала себя древней старухой. И не бодреньким огурцом вроде миссис Крианян, а самой настоящей развалиной. Настроение моментально испортилось, внутри поселилось непонятное странно щекочущее чувство, будто заполз муравей, и никак не получается его прихлопнуть.

Мара поругалась немного с Рашми по поводу приторных благовоний, перекочевала в общую гостиную – и там немедленно выдала девочкам, чем закончится фильм, который они смотрели, разинув рот. На кухне сцепилась с Сарой, придравшись к плохо вымытому столу. А что? Если твоя очередь дежурить, то аристократ ты или нет, берешь тряпку и полируешь, словно это не мебель, а серебряный сервиз королевы.

Марой овладело жуткое раздражение, справиться с которым не получалось. Оно росло, подавляло ее, и она не находила себе места. Как будто предчувствовала приступ тошноты: знала, что будет плохо, но не могла ни приблизить, ни предотвратить облегчение.

В таком состоянии ее и застала мисс Вукович. Заглянула на ежевечернюю инспекцию: как куратор домика, должна была проверить, справились ли дежурные, и нет ли человеческих жертв. Но день выдался на удивление спокойным: новички перебрались в отдельный домик, в гостиной никто не обмазывал себя кровью под жуткое ритуальное бормотание, и единственным, кто нарушал хрупкую гармонию, была Мара. Сидела, надувшись, и даже не подумала поприветствовать завуча.

– Тебя отвести в медпункт? – осведомилась Вукович и нахмурилась. – Это что – частичная трансформация?!

– Да.

– Что значит «да»?! – хорватка вскинула брови. – Немедленно верни нормальный вид.

– Это мое задание, между прочим, – Мара надулась, как обиженная трехлетка. Сама не понимала, что с ней происходит и не узнавала саму себя.

– Профессор Даниф, – холодно констатировала Вукович. – Все ясно. Вставай, пойдем.

Мара что-то проворчала, но не родился еще человек, способный переспорить завуча Линдхольма. Хорватка обогнула домик, поднялась по узкому торцевому крылечку и пропустила девочку в свое обиталище: безликая армейская обстановка, словно комнату готовили к сдаче в аренду, и только черно-белая фотография полковника Вуковича и стопка бумаг говорили о том, что здесь кто-то живет.

– Садись, – мисс Вукович кивком указала на стул и потянулась к верхней полке.

Вытащила большой жестяной короб, отперла замочек, сняла крышку. Лекарства. Баночки и пузырки, расставленные стройными рядами, каждый – с номерной наклейкой на крышечке. И список расшифровок.

– Так… – хорватка провела пальцем по записям. – Пятьдесят семь. Отлично.

Налила воды, протянула Маре желтоватую прозрачную капсулу и стакан воды.

– Вот, – удовлетворенно произнесла завуч, когда ее подопечная послушно проглотила лекарство. – А теперь верни облик, будь любезна.

Мара послушалась, прикрыла глаза для обратной трансформации… И ее прошиб холодный пот: все тело безвольно обмякло, и каждую конечность охватила такая жуткая слабость, что даже на сидеть на стуле стало невероятно трудно.

– И как можно было… – проворчала Вукович и обеспокоенно тронула лоб Мары. – Приляг. Я поговорю с ним, больше таких вещей не делай.

– Да трансформация тут ни при чем! – устало возразила Мара, но язык ворочался с трудом. Она поднялась и перекинула тело на застеленную кушетку. Растянулась во весь рост, пытаясь унять внезапное головокружение. – Просто упала, нога болит… Не надо ему ничего говорить!

– Почему? Тебе ведь было плохо!

– Ничего такого… Просто… Я не хочу опять быть главным лузером курса. Это всего-то частичная трансформация.

– Не всего-то, а… – Вукович сверилась с наручными часами. – У вас ведь практика была последним уроком? Пять часов. Пять часов в неестественном состоянии. Это серьезная перегрузка. И профессор Даниф не имеет права давать подобные задания без одобрения руководства.

– Он сказал, что это новый подход… – Мара медленно выдохнула, сдерживая внезапно подступившие слезы. Ее эмоционально швыряло из стороны в сторону, а прослыть плаксой она не хотела. – Сказал, что я могу достичь гармонии с собой. Чтобы трансформации перестали быть стрессом. Что это дар…

– Все, можешь больше ничего не говорить, – Вукович опустилась на стул и обреченно потерла виски. – А я ведь просила Ларса повременить… Так и знала, что будут проблемы…

– Вы о чем?

– Профессор Даниф, – голос хорватки изменился. – Я подозревала, что у него зависимость, но…

– Зависимость?! – от удивления Мара забыла про слабость и приподнялась на локтях. – От чего?

Вукович смерила ее взглядом, полным сомнений. Явно взвешивала про себя, стоит ли рассказывать, но Мару знала не первый день и понимала: та все равно сунет нос и вызнает все, что нужно. И даже больше. Поэтому вздохнула и, отвернувшись, задумчиво поправила стопку с бумагами.

– Профессор Даниф не первый, кто пытался изменить подход к зимним трансформациям. И эти гипнотические методики были популярны в шестидесятых. Все эти глупости про «принять себя», внутреннюю гармонию… Очень скоро выяснилось, что при таких трансформациях высок риск побочки. Перепады настроения, нервозность, плохое самочувствие…

– И чем это отличается от обычных превращений?

– Зависимостью, – отрезала Вукович. – Чем чаще менять облик, чтобы улучшить себя, чтобы стать красивее, тем сильнее потребность в трансформациях. Появляется эйфория. Начинаешь чувствовать себя все менее и менее привлекательным в нормальном теле. И с каждым разом меняешь все больше. Возрастает нагрузка. Организм изнашивается. Официально это не запрещено, и твой отец думает, что я преувеличиваю, но… Он летний. И не может до конца понять психологию зимних. А я знаю, как это опасно…

– Вы тоже когда-то пробовали?

– Я?! – возмутилась Вукович. – Ни за что. Но я видела тех, чью жизнь разрушило это пристрастие. Красота вызывает зависимость, Мара.

– Так вот, откуда у него такая куча витаминов!

– Что? В каком смысле? Ты что, копалась в его вещах?!

– Да нет же! Случайно увидела. Дверь была приоткрыта и… У него целая коробка красных капсул! – Мара показала руками размеры своей находки.

– Кто еще знает? – Вукович резко выпрямилась.

– Никто… Я как раз оттуда, и…

– Ты точно никому не говорила? Ни Бриндис, ни Фернанду?

– Да точно! Клянусь!

– Хорошо. Завтра я все выясню. Но держи, пожалуйста, язык за зубами. Еще один скандал мне сейчас не нужен.

– Окей.

Да, она и вправду собиралась держать язык за зубами. Но сообщения можно писать и с закрытым ртом, поэтому, едва вернувшись в спальню, Мара выложила в чат с Брин, Джо и Нанду все, что удалось узнать. Что за капсулу дала Вукович, было неизвестно, но Мара чувствовала себя, как после десяти чашек кофе.

Казалось, мысли обрели необыкновенную ясность, и она отчётливо поняла: Даниф не шпион. Просто не может им быть. Слабовольный, зависимый человек. С пристрастиями и перепадами настроения... Если он каждый день находится в том состоянии, что чуть не угробило Мару полчаса назад, доверять ему нельзя. И уж Союз или Совет, – кто там охотился на Густава, – проверили бы наемника. И на сто метров не подпустили бы к важным поручениям. Мара чуяла: след ложный, и написала об этом остальным.