Андрэ Нортон - Чародей колдовского мира Страница 33

Такие ли чувства испытывал Корис, когда смотрел на топор Вольта? Если да, я больше не удивляюсь тому, что он взял топор. Но Вольт не помешал ему овладеть оружием. Посмею ли я сделать здесь то же самое?

Грабить мертвых — страшное преступление. Но Корис попросил у Вольта разрешения, взял топор и с его помощью совершил великие деяния ради своего народа.

Взять меч мертвеца — в какой-то степени значит сравняться с прежним владельцем. Салкары верят, что человек, взявший меч мертвеца, может оказаться во власти призрака и совершить такие подвиги, на которые обычно не решился бы. А если призрак мстителен и ревнив, то и устремиться навстречу своей судьбе. Тем не менее, известно, что салкары грабили могилы, добывая прославленное оружие: не в Эсткарпе, а на севере, где они жили когда-то, до того, как заключили союз с мудрыми женщинами. У них есть саги о деяниях, совершенных таким оружием.

Я пытался подавить всепоглощающее желание взять в руки эту золотую рукоять. Но есть стремления, которые неподвластны разуму; они бывают даже у таких, как я, кто всю жизнь пытается сначала думать, потом действовать. И на этот раз искушение победило.

Я опередил Орсию и опустился на одно колено. Но протянул к рукояти меча не левую руку, а искалеченную правую: это произошло само собой. Пальцы, которые еще не потеряли подвижности, сомкнулись на рукояти. Но в последнее мгновение благоразумие взяло верх, я заставил себя оторвать взгляд от меча и посмотрел в голубой туман.

В его глубине показалась неясная фигура: я был лишь уверен, что там кто-то есть. Корис взял топор Вольта, но сделал это смело, принял как подарок, а не как награбленное. Могу ли я сделать меньше здесь и сейчас?

Как ни трудно, я отвел руку: пальцы словно вопреки моей воле пытались удержать рукоять. Не вставая, я вслух обратился к тому, кого укрывал туман.

— Я Кемок Трегарт, из Эсткарпа, из-за гор. Я ищу то, что отнято у меня обманом: в честной битве я потерял свой меч. Если уйду отсюда безоружным, проиграю. У меня нет ни героического имени, ни славы. Но я могу произнести эти слова и не погибнуть…

И я снова произнес слова из Лормта, которые открыли для нас дверь. Но на этот раз это был не вызов и не воинский выкрик, скорее свидетельство: сидящий на троне поймет по ним, что я не принадлежу Тени; я из числа тех, кто поднял щит против Тьмы.

Не знаю, какого результата я ожидал от своих слов. Произойти могло все что угодно. Сидящий в голубом тумане мог встать и приветствовать меня или нанести удар. Но не произошло ничего, сияние не изменилось. Не было даже эха.

Я чувствовал себя нелепо. Но, не колеблясь, поднял руку в приветствии, какое отдал бы военному вождю.

А потом взял меч. На нем никак не отразилось время. Ни пятнышка ржавчины на поверхности. Лезвие острое и чистое, какое только можно пожелать. И опять искалеченная рука сомкнулась вокруг рукояти с легкостью, которую я не испытывал с того момента, как затянулась рана.

Встав, я порылся в кармане рубашки и извлек шарф, промокший и похожий на веревку. И сделал из него импровизированную перевязь, потому что в пустые ножны на поясе меч не войдет.

— Ты сделал то, что должен был сделать. — Впервые за долгое время я уловил мысль Орсии. — Мы не видим весь рисунок, сотканный Великими: нашему взору доступны лишь отдельные нити. Ты взял больше чем меч: да будет наша ноша не слишком тяжелой.

Я подумал, разделяет ли ее племя веру салкаров в оружие мертвых. Меч не казался мне тяжелым. Напротив, взяв его в руки, я ощутил какое-то новое нетерпение, желание идти вперед, добиться намеченной цели.

И уже повернулся к выходу. Но Орсия не пошла за мной. Я удивленно оглянулся. Она медленно обходила трон и сидящую на нем туманную фигуру, разглядывая груды сокровищ. Неужели то, что я сумел взять меч, подтолкнуло ее на собственные поиски? Я хотел возразить, но меня ос?ановило одно соображение. Орсия поступает так, как считает нужным, и не мне задавать ей вопросы.

Теперь она оказалась за троном и там задержалась. А когда вышла, держала в руке короткий стержень. Стержень конусообразный, один конец заостренный; девушка держит стержень этим концом вверх. И поверхность стержня не гладкая, она покрыта бороздками, спиралью проходящими по всей длине. Стержень цвета слоновой кости, и, когда Орсия повернула его, мне показалось, что с острия сорвалась белая искра.

Стержень недостаточно длинен для оружия, да и форма не подходит. И он не украшен драгоценностями, у него нет дорогой ручки. Что это такое, какова его цель — я не мог догадаться. Но Орсия держала его осторожно и с таким видом, словно для нее он так же важен, как для меня меч. Вот она повернулась лицом к туманной фигуре. Не опустилась на колено, как я, когда произносил свою полупросьбу. Заговорила — не мысленным посылом, а той своеобразной монотонной речью, которая характерна для ее народа.

— Я Орсия, из племени кроганов, хотя кроганы больше не называют меня своей дочерью или другом. Я способна владеть тем, что взяла из шкатулки. Я владею силами, хотя и не большими, и у меня есть оружие, но не выкованное на огне из расплавленного металла. Я беру, потому что знаю, что это такое и что может сделать, и потому, что такова, какова есть, и иду туда, куда иду.

Она подняла конусообразный стержень, держа его между собой и закутанной фигурой. На этот раз с острия сорвалась не искра, а ослепительно белое пламя. Орсия повернулась и быстро присоединилась ко мне.

Выходя на наружную платформу, мы не разговаривали. Перед нами снова дорога, по которой мы пришли, дорога между безлицых статуй с ямами вместо глаз. Я уже собирался двинуться по ней, когда Орсия остановила меня, подняв руку. Она слегка наклонила голову вперед и медленно поворачивала из стороны в сторону; ноздри ее раздувались, как будто она ловила какой-то запах. Но я ощущал только обычный запах, который бывает в подземных пещерах. Очевидно, ее насторожило что-то такое, чего я не чувствую.

— Что?.. — начал я полушепотом.

— Тасы, — ответила она тоже шепотом, — и что-то еще.

Я высвободил меч. Подземелье — дом тасов. Здесь и мне и, возможно, Орсии так же трудно действовать, как мне под водой. Я пытался уловить какой-нибудь запах в воздухе, но мои чувства не так остры.

— Они идут… оттуда. — Стержнем она показала на дорогу меж статуй. — Идем сюда… — она показала направо, вдоль здания. Я не понимал, что это нам даст, но Орсия была здесь раньше; возможно, она знает больше, чем показала мне.

Я обул сапоги, а она — свою обувь из чешуйчатой кожи. Благоразумно идти как можно незаметней, в обуви мы вызовем меньшее свечение. И мы торопливо пошли вдоль стены с пустыми отверстиями окон к концу здания.