Дэйв Дункан - Император и шут Страница 33

– Принеси его! – приказал вновь прибывший.

Неохотно помощник посла ступил в ледяную воду. Он брел вперед к лодке, разгоняя перед собой невысокие волны, пока не оказался в воде чуть ли не по пояс. Джотунн промерз до костей, его челюсти клацали, как капканы.

– Всякая кровь алая, – произнес помощник посла вторую часть пароля, полагая, что его собственная в данный момент посинела.

– И красивая, – ответил гребец.

Губы гребца заметно побледнели от холода: видимо, одних кожаных штанов все же недостаточно для такой промозглой погоды. Но пряди тяжелых золотистольняных волос, даже намокнув, не потемнели. Темносиние, как сапфиры, глаза блестели высокомерием. Странно, но обветренное лицо джотунна было чисто выбрито. Впрочем, его внешность ничем сверхъестественным не отличалась.

Радуясь, что слова пароля верны, и с чувством огромного облегчения, что утренние бдения на захолустном мыске окончены и ему не понадобится сюда возвращаться, Виргорек мял, в руках мешочек.

– Забирайся, – велел незнакомец, указав пальцами на нос лодочки.

Джотунн не оченьто жаждал плыть невесть с кем, но, как только пальцы молодца сомкнулись на рукоятке торчащего изза пояса кинжала, быстро вскарабкался на борт.

Несколькими мощными гребками джотунн вывел суденышко на глубокую воду. Затем вытащил весла и оставил челнок плясать на волнах. Не без труда поднявшись с банки, он отступил на корму, лаконично бросив:

– Греби ты. Согрейся.

«Трясясь и от холода и от страха, Виргорек бочком пробрался на освободившееся место на банке. Находясь нос к носу с этим пиратом, помощник посла не переставал спрашивать себя, точно ли Хаб – худший в мире город и действительно ли дипломатическая карьера – неподходящая судьба для уроженца Нордландии?

– Передай мне мешок, – приказал незнакомец.

– Я могу передать его лишь лично тану.

Ледяной сапфировый взгляд пронзил Виргорека, как удар копья.

– Я ему передам, – пообещал незнакомец.

«Ктонибудь из приближенных Калкора, и из самых доверенных, – предположил Виргорек. – А коли так, убьет не моргнув глазом».

Беспрекословно передав мешок с документами в руки лодочника, бедолага взялся за весла. Немало воды утекло с тех пор, как он последний раз сидел в лодке, но недаром считается, что джотунн учится грести прежде, чем драться, а драться – прежде, чем говорить. Желая покрасоваться перед спесивым юнцом, Виргорек лихо взялся за дело и вскоре почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, и он стал согреваться.

Пират, напротив, должен был бы окоченеть на промозглом ветру, но он словно не замечал холода. Странный незнакомец устроился на корме и в течение нескольких минут молча сверлил новоявленного гребца ледяным взглядом. Затем статуя железных мускулов наклонилась и извлекла третье весло. Компаса у пирата не было, но он вставил свое весло в рулевое управление и стал править в непроглядном тумане. Куда ни глянь, мир заканчивался гдето не более чем в кабельтове от лодки, но и это не поколебало хладнокровия джотунна. Он вообще выглядел так, будто вовсе не способен был о чемлибо беспокоиться.

Скоро Виргореку стало жарко. За годы столичной жизни он позволил себе изнежиться, и теперь уставшие лопатки возмущенно ныли, мозоли и содранные ладони саднили, а руки, ходившие как рычаги, налились тяжестью… Но самосохранение подсказывало ему не сбавлять темпа.

– Сколько еще? – не выдержав, выдохнул Виргорек.

– Прилично, – усмехнулся незнакомец.

Свободной рукой пират дернул шнурок мешочка и стал пальцами вылавливать из него свитки. Не вскрывая писем, он пристально разглядывал восковые печати, словно читая надписи на них. Редко кто из джотуннов знал буквы и мог складывать их в слова, глаза моряков не были приспособлены к столь кропотливой работе.

«Менято зачем дурачить? – недоумевал Виргорек, наблюдая странное поведение незнакомца. – Смотрит, словно читает, а губами не шевелит. Ладно, промолчу, пусть лучше думает, что обманул». Выбрав из всех свитков один – охранную грамоту, пират спрятал ее в мешочек, а письмо императора выбросил за борт, не распечатывая. Виргорек дернулся было протестовать, но – передумал. Однако когда третий свиток – письмо посла – отправился за вторым, джотунн не выдержал.

– Эй! – выкрикнул Виргорек, перестав грести. Он с тревогой следил за качающимися на воде свитками пергамента и гадал, успеют ли смыться чернила, если документы побыстрее вытащить.

– Что «эй»? – вонзились в помощника посла сапфировые глаза незнакомца.

– Это важно!

– Нет. Здесь всего лишь предупреждения Калкору о ловушке, которую устраивает ему Империя. Это он и сам знает.

Неожиданно пират улыбнулся.

Виргорека мороз по коже продрал; не понравилась ему эта улыбка. Джотунн погрузил весла в воду и вновь начал торопливо грести. Годами живя среди импов, он привык чувствовать себя человеком значительным, но, оказавшись наедине со странным незнакомцем в маленькой, укутанной в туман лодочке посреди бескрайнего океана, Виргорек задался вопросом – не окажется ли он вскоре сам в роли очередного ненужного свитка? Такие мысли навевали тоску и быстро лишали самоуверенности.

– Зачем он это делает?

– Делает что? – Голубые глаза расширились, а улыбка стала еще ласковее.

– Едет в Хаб! Добровольно лезет в когти Империи! Они же никогда не позволят ему уйти просто так!

– Кто знает?.. – попрежнему улыбался пират. – Послушай, я еще ни разу не встречал храбреца, который бы спросил об этом.

Весла скрипели. Вода за бортом шипела. Ветер в ушах свистел. Виргорек измучился, махая веслами, и искренне жалел о былом энтузиазме.

Незнакомец шевельнул рулевым веслом, лодочка юркнула вбок, но и при новом курсе их обволакивал все тот же вездесущий туман.

– Почему бы тебе не спросить его? – с милой улыбкой поинтересовался пират. – Скоро мы поднимемся на корабль.

У Виргорека от ужаса даже в глазах потемнело. Впервые в жизни он почувствовал настоящий страх.

– Нет! – прохрипел джотунн. – Не думаю, что я это сделаю.

– Тогда ты даже, возможно, снова увидишь землю, – любезно пообещал тан Калкор, – но только если будешь грести порезвее, чем сейчас.

4

С осенними дождями к Экке всегда возвращался ревматизм. В этом году боли были исключительно сильными и на редкость мучительными. Как ни крепилась Экка, но недуг уложил ее в постель. И теперь она скучала под теплым одеялом, откинувшись на гору подушек, и грела ноющие суставы горячими кирпичами, завернутыми во фланель. Утром она имела глупость потребовать зеркало. Одного взгляда хватило, чтобы отравить ей настроение на целый день: янтарные зубы определенно не сочетались с серым цветом увядающей кожи.