Александр Нагорный - Проект Тьма Страница 33

   - Палач, - кратко откликнулся старик. Я ощутил, как душа уходит в пятки. Палач? Но зачем южане оставили меня в живых? Хотят выведать военные тайны?

   - Что со мной будет?

   - Зависит от тебя, Кей.

   Я вздрогнул. Он знает мое имя? Откуда? Южане его знать определенно не могут, значит я нахожусь...

   - В подвалах Собора, - улыбнулся старик. - Тебя обвинили в некомпетентности и гибели отряда учеников. В мирное время за такое обычно следует смертная казнь, но у нас каждый воин на счету, поэтому Совет вынес решение.

   - Какое? - прохрипел я, ощущая, как боль от сердца растекается по телу. Парни...те, кто доверился мне, и в результате погиб. Наверное, я и впрямь заслужил смерть. Или что похуже.

   Вместо ответа палач развернулся и подошел к жаровне. Поворошил угли длинной железкой, а затем повернулся ко мне. На конце железки виднелся какой-то узор, клеймо. Оно было ярко-красным, раскаленным. Мягко улыбаясь, старик подошел и одним движением приложил клеймо к моей груди.

   Боль была невыносимой, ударив по нервам. Все мое тело отозвалось на нее, заставив биться в судорогах. Я слышал звон цепей и запах паленой плоти. Сквозь приступы боли я слышал тихий голос палача:

   - Ты еще легко отделался, мальчик. В мое время тебе заклеймили бы каждую клетку тела, а затем провели по улицам города, где каждый счел бы своим долгом бросить в тебя камень. И только потом тебя бы казнили.

   Боль стихла нескоро, и я долго не мог открыть глаза. Тело дрожало, отказываясь мне подчиняться. Пот градом стекал по спине, а еще я ощутил, как мокро между ног. Впервые мне довелось испытать подобные пытки, и это оказалось серьезным испытанием. Главным образом, для разума.

   Открыв глаза, я увидел старика, который по-прежнему стоял напротив. Выражение его лица было удивительно спокойным, даже когда я хрипло рассмеялся.

   - Ты старый хер, который торчит здесь, вместо того, чтобы сражаться. Что бы ты сделал на моем месте? Бросил бы пацана, который только месяц назад взялся за меч? Смотрел бы, как его убивают? Глядел бы на маленькую девочку, которую насилуют толпой? Чем тогда мы отличались бы от них? Чем?! Для чего мы сражаемся? Чтобы позволить им убивать и насиловать наших людей? Да, это моя вина, что не сдержались. Но как мы могли...

   Я не договорил. Из горла вырвался лишь сип, и больше я не смог выдавить ни слова. Старик сделал еще один шаг, приблизив свое лицо к моему.

   - Именно поэтому ты еще жив, мальчик. Потому что нам нужны те, кто готов пойти до конца. Но ты должен усвоить урок, если хочешь хоть когда-нибудь стать рыцарем. Ты командир отряда, а командир обязан умереть, но не дать погибнуть хоть одному бойцу. Ты был их богом, ты должен был их защитить. А ты не справился.

   Он ушел, но слова еще висели в воздухе, звучали у меня в ушах. Я был бы рад заплакать, но не мог: в душе царила лишь пустота.

   Меня выпустили на следующий день, и тогда же я предстал перед командором. Сэр Дарн смотрел в сторону, рассказывая о том, что произошло тогда.

   Он был готов прикончить тех солдат, что обосновались в деревне, даже без нашей информации. Это была всего лишь проверка, сможем ли мы оценить противника. Командор отправил полторы сотни воинов следом за нами, но они задержались, ведь такому количеству людей трудно преодолеть большое расстояние за короткий срок.

   Издалека услышав звуки сражения, а затем увидев троих бойцов, бьющихся против нескольких десятков, они пришли на помощь. Все завершилось быстро, а затем, оставив больше сотни солдат в деревне, командир с сопровождающими привез тела отряда в столицу. Мое сердце едва билось и понадобилось трое целителей, чтобы вернуть меня к жизни.

   - Ближайшие несколько дней ты отстранен от военных действий любого рода. Совет еще решает, как с тобой поступить, Кей.

   Сэр Дарн, наконец, взглянул мне в глаза. В его я увидел лишь усталость и горечь.

   - Ты поступил правильно, мальчик. Но мы не всегда должны поступать правильно. Порой нужно заставить себя, стиснув зубы, смотреть, до крови сдирая пальцы о землю, но держаться. Ты же позволил чувствам взять верх и погубил всех. Пусть это останется на твоей совести.

   Я ушел, не проронив ни слова, а пустота лишь прочнее укоренилась в моем сердце. В казармах каждый встречный шарахался от меня, ведь маска осталась там, на поле боя. К тому же, они наверняка были в курсе всего, и я стал прокаженным. Даже Фран, всегда готовый поддержать меня, уехал на западный фронт, вместе с войсками, чтобы подготовиться к новой схватке.

   Несколько дней я бродил по городу, однажды даже заглянув в бордель, надеясь, что это приведет меня в чувство. Не помогло. Пустота засасывала меня, постепенно разъедая душу. И не с кем даже было поговорить, чтобы хоть немного разогнать эту мерзость на сердце.

   Поэтому я шастал по улицам, пугая прохожих, в надежде, что хоть кто-нибудь заговорит со мной, но тщетно. Окружающие боялись меня, презирали, а многим, по большей части, и вовсе было плевать.

   Но в один из дней я забрел в Собор. Не знаю, был ли то порыв души, или просто ноги привели меня сюда, но я встретил старика Вильяма.

   Того самого священника, который привел меня в академию. Он постарел еще больше, исхудал, но глаза горели ярким светом. Он сразу понял, в чем дело, и приглашающе махнул рукой, призывая следовать за ним.

   Миновав лестницы и коридоры, мы оказались в небольшой, но светлой комнатушке, где, кроме кровати и стола со стульями и шкафом ничего не было.

   - Присаживайся, - предложил старик и внимательно взглянул мне в лицо. - Рассказывай.

   Я сел, и, набрав полную грудь воздуха, резко выдохнул. А затем поведал ему все от начала и до конца.

Стадия двенадцатая

   - Тяжелое тебе выпало бремя, - выслушав мою историю, пробормотал священник. - Потеря друзей - это всегда трудное испытание для разума. Тебе удалось удержаться на грани, однако сердце твое лишилось чувств.

   - Это пройдет? - глухо спросил я. Рассказ выжал досуха, лишив сил. Вильям пожал плечами.

   - Зависит от тебя, Кей. Если ты найдешь новую цель в жизни, то сможешь оправиться от этой потери и двигаться дальше. Пока же ты стоишь на распутье, и любое движение лишь причинит тебе новую боль, а то и вовсе погрузит в бездну, из которой не выбраться.

   - Как до такого дошло? - равнодушно спросил я. Эмоций не было, лишь глухая усталость. Я спал больше, чем другие ученики, но все равно просыпался разбитым и жаждущим отдыха. Казалось, этот круговорот никогда не закончится.

   - Ты сам загнал себя на дно, мальчик, - сжал губы старик. - Вместо того, чтобы выговориться хоть кому-то, поведать все, что накипело на сердце, ты держал в себе. Сейчас ты в ловушке собственного разума.