Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ Страница 33

– Как с горами, да? – сообразил Эннеари.

– Именно, – подтвердил Илмерран. – Ну что, все готовы?

– Да, – ответил Алани, вырастая над его плечом, и снова пристукнул пальцем по карте.

Две вспышки вулканов сотрясли ее безмолвным ревом. Горы воздвигались быстро, словно земля сама стремилась в облака неправдоподобно мощным усилием, выставляя кверху то плечо, то колено, то растопыренные пальцы, прихорашиваясь и вновь стирая со своего лика результаты прежних попыток быть красивой. Отроги и склоны, перевалы и вершины, почти сразу же забелевшие снегами…

– Есть! – азартно выкрикнул Илмерран, захватив бороду в горсть. – Есть! Совершенная точность! Волосок к волоску!

– Ну, в гномах я никогда и не сомневался, – улыбнулся Лерметт и, помолчав, добавил. – В эльфах, впрочем, тоже.

Горные склоны закудрявились лесами – и точно такая же кудрявая полоса протянулась там, где указывал король.

– Успели! – выдохнул Алани. – Вот честное слово, успели!

Узкий и острый, как лезвие клинка, серебристый блеск упал вдоль гранитного плеча, скрылся в темной зелени лесов и вновь вынырнул быстрой извилистой нитью. Первая речка. У Эннеари слегка захватило дыхание.

– А почему здесь пусто? – Палец Илмеррана обвиняюще ткнул в карту. – А, Арьен?

– Потому что рано еще, – нетерпеливо отмахнулся от него Эннеари. – Я ведь тебя горы выращивать не учу… о, вот оно – смотри!

Его разблестевшиеся глаза так и впились взглядом в карту. Только в карту. После давешнего Арьен не смел без содрогания поднять взор на Зеркало и разве что случайно засматривал в него, старательно отворачиваясь… зато Лерметт куда только и смотрел! Король лишь изредка бегло взглядывал на карту, чтобы лично проследить за воздвижением гор и нисхождением рек – а потом вновь всякий раз возвращался к Зеркалу. Его пристальный взгляд… Арьен и помыслить не хотел, откуда Лерметт черпает мужество, чтобы бестрепетно встать глаза в глаза с будущим. Слишком хорошо Арьен запомнил в предыдущем видении лицо, изуродованное предсмертной яростью до неузнаваемости, запрокинутое, залитое темной кровью, перечеркнутое тенью от торчащей из горла арбалетной стрелы… и все же в том, что неузнаваемое это лицо принадлежит Лерметту, у Эннеари не было никаких сомнений. Ни малейших. Так что же он ищет там, в зеркальной глубине времени? Неужто вид собственного тела, пронзенного восемью стрелами – это такое зрелище, что слаще и не придумаешь? Да, Лерметт относится к собственной смерти не так, как прочие – уж в чемчем, а в этом Арьен успел убедиться – но все же… неужто ему не жутко, единожды узрев свою погибель в пламени горящего Найлисса, вновь изведать, что время вынет из другого кармана – не новую ли смерть, еще страшнее предыдущей?

– А, дьявол! – внезапно сквозь зубы процедил Лерметт. – Неужто нельзя совсем без крови?

– Ну, ты сравнил! – хмыкнул Илмерран, бросив в Зеркало беглый взгляд. – Одинединственный мятеж… да и то, если твой Аннехара не полный дурак и ты его предупредишь…

– Аннехара поумней меня будет, – заверил Лерметт. Илмерран с сомнением скривился. Навряд ли он мог быть убежден в умственных способностях владык, не прошедших обучение у толкового гнома.

– Стой, а это что еще такое? – внезапно насторожился Илмерран. – Здесь нам никаких отвершков не нужно.

– Смотря куда они пойдут, – возразил Лерметт. – Помоему, неплохо.

– Ты прав, – протянул гном. – Неплохо… пожалуй, даже лучше, чем мы задумали. Видишь, где сток заканчивается? Отлично! Отлично!

– Ты только глянь, куда ветер идет! – восторженно простонал Эннеари.

– Заканчиваем! – резкий оклик Илмеррана мигом стащил короля и эльфа с небес на землю. – Алани, кому говорят – заканчиваем!

Алани покорно, хотя и неохотно коснулся пальцем карты.

– А теперь допей вино из белой бутылочки, – распорядился гном.

– Ну что, ты доволен? – с сияющими глазами обратился Арьен к Лерметту.

– Если бы! – вздохнул тот. – Опыт наш удался, и точно, лучше некуда. Расчеты верны – а где неверны, земля их сама поправила. Хоть сегодня приступай! А только между тем, что ты на моем столе видел, и тем, чтобы увидеть все это на земле, стоят семеро королей и великий аргин – и не сказано, что я сумею их убедить.

Глава 4

Бабушка и короли

Надо признать, комнату для разговора с глазу на глаз король Найлисса выбрал умело. Не тронный зал, не огромные каменные палаты, в которых человеку становится так невыносимо тоскливо, что хочется рвануть даже не воротник, а кожу на горле и завыть дурным голосом, настолько все вокруг неправильно и противоестественно. Простор есть простор, а шатер есть шатер – а здесь что творится? Простор должен, обязан, не может не быть бескрайним – но здесь его повсюду обступают стены, и от этого так тяжело, словно бы степь укрыли от солнца каменным колпаком… право же, и от меньшего можно сойти с ума. Впрочем, кто сказал, что жители городов в своем уме? Нет, эти холодные каменные пространства – все же чьето обиталище… но как можно обитать там, где до ближайшей стены нужно сделать два, а то и три десятка шагов? И это в лучшем случае. Взгляд беспомощно ищет привычной границы жилья, а ее нет, нет совсем, и только спустя много шагов, изнемогая, привыкнув уже к тому, что границы этой нет и не будет, вдруг натыкается на нее… и как же это оно так получилось, что ты сидишь на холодном каменном полу, зажав голову обеими руками и тихо стонешь?

Нет, самый молодой и самый хитроумный из владык Заречья избрал другую комнату для беседы. Сводчатую, этак восьми шагов в поперечнике. И – никакого голого камня. Стены затянуты цветными тканями, завешены коврами, даже подушек для сидения полнымполно. Мальчишка, действительно, хитер. Очень.

Мысль о хитроумии Лерметта причиняла великому аргину боль почти физическую, нестерпимую. Хитроумие победителя. Он победил, этот сероглазый щенок – победил, не вступая в битву, не дав себе труда и пальцем шелохнуть. В подобных победах есть нечто настолько нечестное, настолько унизительное, что перенести даже упоминание о них почти невозможно. Пасть в бою или склониться под клинок – да, такое поражение можно назвать достойным. Мы сразились, но силы наши неравны, ты был сильнее, и я вынужден уступить – что же в том позорного? Но уступить не силе, не оружию, а хитросплетению интриг, проиграть неначатый бой так же страшно, как оплакать нерожденного ребенка.

Хитрец проклятый. Молчит. Выжидает. Чего ты ждешь, победитель? Не того ли, что я стану унижать себя бессмысленным сопротивлением, отрицая очевидное?

Не дождешься.