Алёна Реброва - Тайны наследников Северного Графства Страница 33

— А писать в тебе можно?

«Так же я являюсь бесконечной тетрадью, во мне можно писать все. Некоторое из написанного, желания, например, могут как-нибудь исполниться. Но исполнение не всегда возможно и не всегда оно будет таким, как хотелось бы, исполнение желаний отрицательно повлияет на обладателя дневника в девяти из десяти случаев. Не советую тебе этим пользоваться».

— Я тебя не отдам, — понимаю.

«Я принадлежу рыцарю».

— А если он подарит тебя мне?

«Я стану твоим».

— Вот так и будет. Ты Дейку не нужен, он вообще тебя здесь хотел оставить, а мне такая полезная вещица пригодится.

«Так поступали все, кто находил меня. Разумно не связываться с тем, что оставил после себя чародей».

— Разум — это не ко мне, — зеваю. — Все, я определенно хочу спать. До встречи.

Зевнув второй раз, убираю тетрадку обратно в сумку, на самое дно, чтобы никто не заметил, если станет что-нибудь искать.

Снимаю с себя все, кроме рубашки, потом только вспоминаю, что дверь хорошо бы на всякий случай закрыть на щеколду. Запершись, захожу в маленькую коморку-умывальню. Умыться после дороги мне точно не помешает.

В который раз думаю о том, что неплохо в этом мире устроены комнаты на постоялых дворах. У нас такой роскоши, как закрытые умывальни в каждой комнате, в средние века точно не было. Хотя, думаю, если бы людям тогда была предоставлена возможность почаще умываться и делать это не всей толпой в одной на весь город бане, не развелось бы столько заразы. Тут, слава всем богам, это понимают. Правда, вода везде холодная и мыться в ней не очень хочется, но мне, владеющей огнем, ничего не стоит разогреть целую бадью за несколько минут.

Умывшись, замечаю на стене крошечное зеркальце. Уже рефлекторно приглаживаю растрепанные волосы и расчесываю пальцами кривоватую челку.

— Ну и видок у тебя, Бэйр! — усмехаюсь своему отражению. — Тебе надо побольше спать и поменьше себя гонять, того и гляди, перестанешь быть похожей на ведьму из детских комаров.

Посмотрев на свое отражение еще немного, задаюсь достаточно частым в последнее время вопросом. Какой я была до этого? Это лицо уже такое привычное, будто я была с ним всю жизнь…

Посмотрев в зеркало еще раз, улыбаюсь и выхожу из умывальни.

В комнате скидываю с кровати покрывало, быстро забираюсь под одеяло и устраиваюсь поудобнее, готовясь заснуть.

Очень хочется, чтобы на этот раз кошмаров не было…

Как-то странно здесь пахло. Такой запах невозможно описать, что-то похожее на мяту… В комнате, где я нахожусь, есть очаг, в котелке что-то кипит. Запах идет оттуда.

Осмотревшись, замечаю, что все стены увешены сушеными травами, связками луковиц неизвестных мне растений и какими-то тряпками со странными вышивками. На многочисленных полках теснятся бутылки, кувшины, мешочки и вазочки. Содержимое некоторых сосудов лучше не рассматривать слишком внимательно.

За столом у маленького зашторенного окошка сидит женщина, закрыв лицо руками. Перед ней горит восковая свеча, воск стекает прямо на деревянный стол, на котором разбросаны перья, цветные камни и ракушки.

Я присмотрелась к женщине. Она была одета в простое коричневое платье, на плечах у нее была вязаная шаль. Черные волосы, наполовину поседевшие, говорили о том, что женщина достаточно пожилая. Ей лет пятьдесят или шестьдесят.

— Где я? — спрашиваю, подходя к женщине.

— Дом родной не узнаешь? — строго спросила она, убрав руки от лица. Я увидела, что глаза у нее красные, а лицо мокрое от слез.

— Разве это мой дом?

— Ты здесь на свет появилась, — кивнула женщина, вставая.

— Я рождена не здесь, — возражаю, делая шаг назад.

— Твоя кровь и плоть рождены здесь, — объяснила женщина, утерев оставшиеся слезы. Голос ее при этом не звучал надрывно или жалобно, она говорила сурово и твердо, так, что становилось не по себе. — Твои глаза, волосы, лицо — мои. Я — твоя мать. Ты дочь лесной ведьмы с Великих Равнин и охотника, который случайно забрел на мои владения, провел здесь ночь, а утром ушел навсегда. Никем другим ты быть не можешь.

— Я не отсюда, — возражаю, отведя взгляд. — Я не ваша дочь. Прошу простить, так получилось…

— Ты — мое дитя, твоя кровь — моя кровь, — серьезно сказала женщина, подойдя ко мне почти вплотную. — Ты останешься моей дочерью, кем бы ты себя не считала.

Женщина протянула ко мне морщинистую руку, дотронулась до моих волос, затем коснулась щеки и подбородка.

— Я твоя мать, — повторила она, взяв мою руку. — И я умираю. Ты должна прийти ко мне и отпустить, забрать мои силы, как наследство. Моя хижина должна перейти к тебе, как все мои знания и опыт. Мало времени, я долго не протяну.

— Но я не могу… Я совсем не та, кто может все это унаследовать, — возражаю, пытаясь высвободить свою ладонь из рук женщины. Но попытавшись я поняла, что почему-то не хочу этого делать. Этот простой жест, вроде бы, совершенно незнакомой женщины, почему-то был мне важен… как и ей. Не понимая, почему, я решила не разрывать эту связь.

— Ты та, кого я избираю своей преемницей, если так тебе будет проще. Ты должна вернуться домой, сюда, и принять мое наследство. Я живу слишком долго для простого человека, мне уже двести сорок три года, я хочу отдохнуть от жизни, уйти, но я не могу, пока не оставлю здесь все свои силы до последней капли.

— Но…

— Не надо возражать, — нахмурилась женщина, приложив палец к моим губам. — Ты придешь, примешь все, что я дам тебе, а потом ступай на все четыре стороны, хоть в другие миры. Конечно, мне хотелось бы, чтобы ты пошла по моим стопам и стала ведуньей, но я не в праве тебя заставлять, ты сама выберешь свой путь.

— Хорошо, — покорно склоняю голову. — Я постараюсь вернуться сюда. Но я не могу обещать, я даже не знаю, где этот домик.

— Все ты знаешь, ты просто не хочешь вспоминать. Память непостоянна, она изменчива, но она есть. У тебя их две. Одну хранит душа, другую — тело.

— Но я не знаю ничего, что знала ваша дочь, и что я знала до… переселения.

— Ты — моя дочь, а она — воспитанница. Дочь это плоть и кровь, а душу нельзя создать, ее можно только воспитать, добавить в нее что-то от себя, но не сделать. Ее душа распалась, но тело здесь, — женщина потянула меня за руку к столу и велела сесть напротив себя. Поправив свечу на столе, она внимательно посмотрела на меня.

— Но я ведь не могу считать вас матерью, потому что…

— Потому что ты меня не слушаешь! — зло заметила женщина и стукнула меня по лбу непонятно откуда взявшейся большой деревянной ложкой. — Слушай внимательно, и все поймешь.