Джек Данн - Книга драконов Страница 34

Красные драконы вели себя беспокойно. Они огрызались на своих проводников и дергали поводки. Бронштейн пытался сделать так, чтобы они двигались строем — он оставался единственным, кого они действительно слушались, — но сегодня даже и у него не все получалось.

— Почему они нынче такие? — спрашивали его.

— И почему ты их не приструнишь?

Говоривших звали Коба и Камо. Двое агентов, присланных Лениным понаблюдать за обучением драконов. Или «красного террора», как Ленин предпочитал их называть. Он, по своему обыкновению, не доверял никому, даже тем людям, которых сам выбрал. Он им ничего не сказал, только предупредил, что действовать предстояло в подполье. Они из этого сделали вывод, что придется шпионить. И собственно, не так уж ошиблись.

Бронштейн никак не мог отличить Кобу от Камо, и наоборот. И ему очень не нравилась их манера поведения. Высокомерная самонадеянность, помноженная на… на… Правильное слово все не приходило на ум.

— Драконы рождены для неба, — проговорил он с хитринкой. — Сидение под землей выводит их из себя. — Он пристально уставился на того, чьи усы выглядели погуще; кажется, это был Коба. — Попробуйте-ка их удержать!

Вероятный Коба некоторое время присматривался к драконам, словно вправду намереваясь попробовать. Видно было, что особых надежд он не питал. Но и страха не испытывал.

Бронштейн щелкнул пальцами. Ну да, конечно!.. Высокомерная самонадеянность, помноженная на слепое незнание. Они слишком мало знали и поэтому не боялись драконов. Равно как и Ленина.

«Равно как, — продолжил он эту мысль, — и меня».

— Прошу прощения, товарищ Бронштейн.

Впрочем, никакого раскаяния в голосе не было.

«Не человек, а полное собрание отрицательного», — подумал Бронштейн.

А вероятный Коба продолжал:

— Мы позволим вам и дальше заниматься вашей работой. Товарищ Ленин прибудет сюда через несколько дней. Тогда мы запустим красный террор, чтобы он очистил страну. Так сказал Ленин, и теперь я понимаю, что он имел в виду. Идем, Камо.

«Я угадал: это таки был Коба», — обрадовался Бронштейн, вслух же спросил:

— Очистит — от чего? От русских?

Он знал, что Коба (или Камо? Да ну их, все равно разницы нет!) некогда был грузинским социал-демократом и националистом и даже, по некоторым слухам, сепаратистом, но потом присоединился к Ленину и занялся освобождением всего рабочего класса. Кое-кто поговаривал, будто прежние наклонности и до сих пор имели над ним власть. От мыслей об отсутствии единства в революционном движении у Бронштейна неизменно начинала болеть голова. Вот и теперь, не осознавая того, он желтыми, прокуренными пальцами принялся тереть виски.

Коба смотрел на Бронштейна, и его лицо не отражало никаких чувств.

— От царя, конечно. От его последователей. Вам что, нехорошо?

Произнес он это так, словно из-за головной боли Бронштейн упал в его глазах окончательно.

По мнению Бронштейна, в этом самом Кобе ощущалась некая жесткость. Как будто начинка у этого человека состояла не из плоти и крови, а из железа и камня. Тем не менее люди за ним шли. Причем не задавая вопросов. Не то чтобы последователям Кобы вообще было свойственно задавать много вопросов. Может, они и дрались за рабочих, но Бронштейн про себя считал их бездельниками и никчемными лоботрясами. Это мягко говоря. На самом деле они сильно смахивали на воров и убийц, от них за версту разило антисемитизмом. Ничего не поделаешь — порой именно такие личности и бывают необходимы.

Грязное это занятие — революция.

Он мысленно одернул себя. Тирания была не чище.

— Я предоставлю драконов, Коба, а вы дадите людей. Вместе мы освободим эту страну.

— Товарищ Ленин скоро приедет. Он и распорядится, будет тут свобода или нет. Вы должны позаботиться, чтобы его драконы были готовы.

С этими словами Коба повернулся и вышел, и Камо последовал за ним по пятам.

«Его драконы? Драконы Ленина?.. — У Бронштейна задергалась кисть руки. — Он, что ли, с этими тварями ночами сидел? Приручал? С рук их кормил?..»

Шеи бы им свернуть, этим двоим. Хотя нет. Это не его путь.

Ко всему прочему, один из драконов выбрал именно этот момент, чтобы откусить палец юноше, чистившему его шкуру. Пришлось Бронштейну мчаться на помощь, пока дракон не успел проглотить работника целиком.

«Так значит, Ленин скоро приедет», — думал он, отвешивая дракону подзатыльник за подзатыльником по каменно-твердой башке.

Наконец тот разжал челюсти, Бронштейн заметил откушенный палец у него на языке и успел выхватить его прежде, чем пасть дракона снова захлопнулась. Он бросил палец его законному владельцу, плачущему и окровавленному. Может, доктор сумеет его обратно пришить, а может, и нет.

«Пальцы, драконы, революционеры… — Мысли в голове неслись кувырком. — И они еще хотят, чтобы мы к сроку успели?»

Должен признать, это был мастерски разработанный план. Особенно льстило то, что моя роль в нем была ведущей — поскольку в решительный момент мое присутствие было решительно необходимо. Такая вот игра слов. Я хихикнул, и Ниночка холодно глянула на меня. Ее лицо и волосы были напудрены одинаково густо, что удивительным образом старило мою молодую жену и придавало ей измученный вид.

— Что в моих словах позабавило тебя, муж мой?

За последние недели она ощутимо отдалилась от меня. Вероятно, причина крылась в тех долгих часах, которые я проводил, осторожно подтягивая ниточки своей интриги и постепенно сплетая их в сеть, вырваться из которой у батюшки Григория не будет надежды. Он не сможет ни отказаться от приглашения, ни выжить, отведав моего угощения.

И я всенепременно буду при этом присутствовать. Я должен увидеть выражение его лица, когда он поймет, кто вымостил для него путь к гибели, и нет на свете силы, способной мне помешать. Он что, полагает, будто может сделать меня рогоносцем — и не поплатиться за это?.. Служа царю, я ниспровергал противников и покрупнее его. А случалось, и убивал их по приказу государя. Ну, не собственными руками, конечно. Достаточно было шепнуть кому надо несколько слов и аккуратно передать толику денег. Моя работа в том и состоит, чтобы знать — как и кому. И похоже, я неплохо в этом разбираюсь. Пусть, пусть безумный монах неизменно смотрит сквозь меня, когда мы встречаемся во дворцовых покоях. Очень скоро я увижу, как эти глаза закроются навсегда.

— Нет, — ответил я Ниночке.

Я затеял заговор против Распутина, чтобы ее защитить, но бесконечные колкости супруги начали мне надоедать. Мужчине следует совершать все возможное, чтобы оградить свою половину, но, если она упорно отказывается ценить его усилия, он имеет право найти себе другую спутницу жизни. Более чуткую.