Колин Мэлой - Империя Дикого леса Страница 34

— «ДЛ»: догадываюсь, это значит «Дикий лес», — предположила она, перелистывая страницы.

— Должно быть, — ответил Чарли, внимательно изучая свою стопку бумаг. — У меня оно тоже часто встречается. Похоже, это обычное дело. Как думаете, Кароля сослали в Дикий лес?

— Он Внешний, как и я, — сказала Прю. — Не знаю, может, для тех, кто Снаружи, у них есть отдельное наказание.

— Не уверен, что в лесу часто бывают Внешние. Вы — первая на моей памяти, — признался Чарли.

— А тут что? — спросила девочка, возвращаясь к своим папкам. — Вроде бы скала… тут написано «заключение на Скале». Какой-то бедняга по имени Везунчик. Кажется, не особенно ему повезло.

Нил кивнул:

— Вы никогда про нее не слышали? Хотя, конечно, откуда…

— А что это такое?

— Моя матушка, — встрял Чарли, — когда я был мальцом, ею меня пугала. Думаю, многие южнолесцы тоже такое слышали. «Если не будешь вести себя хорошо, отправлю тебя на Скалу». От такого мигом перестаешь баловаться. Это где-то далеко, посреди океана. Из океана торчит камень, и на нем построили тюрьму. Если попадешь на Скалу — все, конец.

— Допустим, Кароль оказался там? — предположила Прю.

— Может быть, — сказал Чарли, облизывая палец и пролистывая несколько страниц. — Но это будет заключение, а не изгнание, — он на мгновение перестал искать и проводил взглядом черепаху, которая, что-то бормоча, вернулась к своему столу. — Вы говорите, этот Кароль был Снаружи?

— Да, — кивнула Прю.

— Когда я был мальцом, ходили такие разговоры… я, помню, спрашивал, что там, Снаружи, за границами. Слухи расползались про тот мир и про все, что там творилось. Из того, что я слыхал, не хотелось мне туда совершенно, и мы все боялись, как бы какой Внешний не явился и, ну, знаете, не начал какие-нибудь ужасы творить в лесу. Но я помню, что родители мне говорили: «Да ну, не боись. Внешний пояс его всяко остановит». И еще говорили, мол, если поймают Внешнего, скажем, если б ему удалось пробраться сюда — ну, местный привел, например, — то его оставят во внешнем поясе, и он будет доживать свои дни в западне, застрявший в этаком несуществующем месте. Так что, может, с вашим Каролем Гродом так и сделали.

Прю была поражена:

— Как же мы его тогда найдем?

— Тогда, пожалуй, и не найдем, — сказал Чарли. — Лучше нам надеяться, что его не туда сослали.

— Так себе стратегия, — вздохнула Прю и вновь принялась шуршать бумагами. Вскоре она наткнулась на папку, на которой все теми же черными буквами было написано «Эсбен Клампетт». Открыв ее, она в изумлении обнаружила, что внутри пусто.

— Кто-то забрал записи об Эсбене, — сказала она, показывая папку Чарли и Нилу. — Еще хуже.

— Вы думаете, эта информация нужна была кому-то другому? — спросил барсук.

— Да. Либо так, либо они не хотели, чтобы она оказалась у меня.

Чарли продолжал поиски и всего через несколько мгновений испустил тихий вопль ликования.

— Вот он, ваш Кароль Грод! — он поднял папку; в верхнем углу стояло имя Кароля.

Архивариус за столом, должно быть, услышал это восклицание.

— В ней пусто, — сказал он. — Вот увидите.

Чарли ухмыльнулся ворчливой черепахе, а затем, словно чтобы успокоить собственное любопытство, открыл папку и заглянул внутрь.

— Ага, — подтвердил он. — Пусто, — потом выгнул бровь, помолчал и добавил: — Хотя не совсем.

— Что там? — спросила Прю.

Бородач достал из папки небольшой сложенный листок бумаги и поднял его двумя пальцами. На внешней стороне было написано «ПРЮ». Он положил листок на стол.

Развернув его, Прю прочитала следующее написанное изящным почерком сообщение:

«МЫ — ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ. ПРИХОДИ К ДРЕВУ.

СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ».

Прю перевернула записку и показала своим товарищам-сыщикам. Оба, сощурившись, прочли послание.

— Деревьев в округе немало, — сказал Нил.

— Как вы сказали, кто приходил сюда сегодня утром? — окликнула Прю черепаху. — Кто просил эту же папку?

— Не могу сказать, — ответил архивариус, зарывшийся в работу. — Он был в капюшоне. Один из этих, из халифов.

— А-а-а, — протянул Нил, откинувшись на спинку стула. — Я понял, какое древо имелось в виду.

Рэйчел и Элси сидели на скамье, наблюдая за бурлящей в дальнем конце помещения деятельностью. Толпа «Черных шляп» окружила затюканную фигуру Джоффри Антэнка и колдовала над ним, словно тот оказался в каком-то низкопробном реалити-шоу, где несчастному забитому тихоне полностью меняют имидж, а они были высокомерными модными парикмахерами, совершающими этот невероятный подвиг. Жужжали бритвенные станки, щелкали ножницы, а покрывавшая Джоффри грязь дюйм за дюймом отступала, обнажая спрятанную под ней контрастно-белую кожу.

Элси ощупала собственную макушку.

— Мне бы не мешало постричься, — сказала девочка. — И тебе тоже, — добавила она сестре.

Рэйчел фыркнула:

— Я отращиваю.

— До самого пола? — ее длинные тонкие черные пряди уже касались середины спины.

— Не знаю, — сказала Рэйчел. — Мне пофиг.

Элси на мгновение задумалась:

— Я тоже отращиваю.

Бросив на сестру взгляд искоса, Рэйчел сказала:

— Ну и вырастишь себе еврейскую «афро».

— Я так и хочу, — хотя Элси не знала, что это такое.

Рэйчел улыбнулась. То был первый раз за всю неделю, когда сестра увидела ее улыбку. По крайней мере, так ей казалось. Она приписала эту перемену новому повороту событий. Они еще никогда не были столь близки к спасению Кароля и Марты, и все Неусыновляемые в логове «Шапо нуар» — и особенно Рэйчел — от этой мысли почувствовали всплеск радостного возбуждения. Элси не знала почему, но Рэйчел больше всех думала о том, чтобы вызволить пленников целыми и невредимыми. Может быть, потому что она была рядом, когда грузчики настигли беглецов в зареве пожара, уничтожившего приют Антэнка. Она отпустила Кароля по настоянию Марты, и грузчики схватили ту вместо нее. А почему? Потому что у Рэйчел был дар: она могла пересечь границу Непроходимой чащи, не попавшись в магическую ловушку. Марта хотела защитить ее, спасти от лап грузчиков. У Элси тоже был этот дар. Она не знала, что это значит и отчего эта способность досталась им с сестрой, а не другим детям. Все это было так сложно.

— Чик-чик, вжик-вжик, тра-ла, тра-ли, — раздалось из центра толпы одетых в черное мужчин. Это было жизнерадостное пение Антэнка. Он щебетал весь день, создавая музыкальное сопровождение собственному чудесному преображению. Рэйчел бросила в его сторону тяжелый взгляд.

— Не знаю, как они все это провернут, — сказала она. — Яснее ясного, что он двинулся окончательно.