Дмитрий Лебедев - Многоликое волшебство Страница 34

Странд оставался весьма доволен результатами занятий, снисходительно закрывая глаза на те естественные ошибки, что сопровождали некоторые из экспериментов Руффуса. Лишь когда тот перепутал нити и вызвал вполне заметный камнепад вместо легкого грома, он долго отчитывал ученика, едва успев остановить низвержение камней им на головы, но и то не столько за ошибку, сколько за нарушение требования об отказе от проб сил на особенно плотных нитях.

Долгие занятия, происходившие в состоянии близком к трансу, постоянно сопровождались нескончаемыми лекциями о природе тех или иных явлений. Содержание их нельзя сказать чтобы усваивалось, но от всего этого оставалось некоторое интуитивное ощущение взаимосвязи происходящих вокруг процессов и все увеличивавшаяся прогнозируемость последствий от тех или иных манипуляций ученика.

Почти сразу Руффус понял, что памятные пассы, которыми большинство волшебников сопровождают свои действия, — не что иное, как попытка сделать более наглядным для себя процесс сплетения силовых нитей. Эти пассы следует относить скорее к недостаткам, пусть и производящим впечатление на сторонних наблюдателей, чем к достоинствам, поскольку подобная визуализация процессов, которые вполне можно выполнять чисто умозрительно, может позволить сопернику понять, какое заклинание, собственно, воспроизводится и более эффективно и быстро на него ответить. Он сразу же решил отказаться от подобной практики, чтобы впоследствии не переучиваться, тем более, что и так получалось вполне достойно для новичка.

Трудно было понять, почему важным компонентом его обучения являлось выполнение массы работы по дому. Приготовление пищи, которую поначалу можно было есть разве что с дикой голодухи или же абсолютно пьяным посетителям кабаков, уже утратившие всякую способность ко вкусовосприятию, бесило принца, как самим фактом того, что это приходилось делать, так и получавшимися результатами. Но Странд, подправляя вкус подобной стряпни, хотя бы до пристойного, одним небрежным заклинанием, упорно продолжал настаивать на продолжении опытов в этом направлении. Уже потом Руффусу пришло в голову, что назначением этих занятий было смирение гордыни и не более того. Отказ от свойственного всякому принцу амбициозного чистоплюйства. Хорошо еще, что канализационный вопрос у мага был, похоже, раз и навсегда решен и не требовал постороннего вмешательства, а то Руффуса начинало воротить при одной только мысли об этом.

Но в целом, он все готов был простить и принять, видя, сколь явным является продвижение в главном. Немного, правда, комплексовал, что все успехи достигаются при помощи наследственного приспособления в виде родимого пятна, легко фокусировавшего энергию, а не самостоятельно, но, с другой стороны, он утешал себя тем, что это можно расценивать как форму его природного дарования.

Большое облегчение он испытывал по поводу того, что Странд не копошился больше в его голове или по крайней мере делал это так, что принц не чувствовал, а не чувствовал — считай что и не было. Так было легче думать, потому что трудно представить себе человека, который получал бы удовольствие от того, что в его голове кто-то постоянно роется, как в записной книжке, пусть это и объясняется желанием помочь в чем-либо разобраться или же систематизировать какие-то данные. Гораздо комфортнее себя ощущаешь, когда можешь думать, что у тебя есть хоть что-то свое, сугубо личное, интимное, даже если это — не более, чем иллюзия.

Но самой большой радостью в его жизни в эти дни было ежеутреннее общение с драконом. Аврайа, обладавшая весьма своеобразным чувством юмора, заставлявшим порой задуматься над бренностью всего сущего, оказалась на самом деле более чем добродушной и расположенной к общению, тем более, что явно чувствовалось ее неравнодушие к Руффусу. Единственное, что мешало отдаться этому общению полностью — постоянно свербевший вопрос о ее происхождении и связи с эльфами. Сам по себе достаточно бестактный, он еще всегда оттенялся опасениями, связанными с воспоминанием о том, с каким добрым выражением лица упомянул о нем Странд, ясно отдававший себе отчет в том, что до тех пор, пока принц не получит на него ответ — успокоиться он вряд ли сумеет.

Вот и сегодня, выйдя после завтрака на двор и моя посуду, он говорил с Аврайей ни о чем, просто наслаждаясь той манерой, в которой она излагала свои мысли, но на языке его постоянно вертелся все тот же дурацкий вопрос, не дававший расслабиться. На черта же, все-таки, Странду понадобилось его поднимать? Или это все просто для того, чтобы повеселиться над бестолковым учеником?

Все, решил он окончательно, откладываем этот идиотизм до обещанной прогулки с Аврайей по воздуху. Наверняка там сложится соответствующая обстановка, которая существенно облегчит его проблемы, а если он не угадал и будет с грустью съеден Аврайей, то уж по крайней мере при этом он не доставит Странду удовольствия быть при сем свидетелем.

— Пора бы уже и на занятия, Руффус, — донеслось с крыльца, где появился Странд, непонятно зачем отрастивший на лице тонкие усы, более подходящие какому-нибудь изысканному придворному, нежели магу. Привычка менять время от времени детали своего внешнего вида (под смену деталей попадали наряду с новым пером на шляпе, разумеется, и измененные черты лица, и увеличения или уменьшения роста и телосложения) была из тех, привыкнуть к которым было не просто. Для мага это тоже было своего рода переодеванием, к которым он питал явное расположение. Спасибо, что он еще держался в пределах узнаваемости учеником.

Невнятное ворчание было единственной заметной реакцией дракона на это заявление.

— Давай, давай, — добавил Странд, — а то Аврайа полдня тебе еще будет рассказывать, как она обнаружила в последний визит свое горное гнездо загаженным орлами.

После таких уточнений дракон и вовсе развернулся и отправился, нарочито не замечая мага, куда-то в сторону леса. Только скомканные обрывки ругательств доносились от удалявшейся горы.

Руффус поспешил закончить выполнение своих обязанностей, не вступая в споры, тем паче, что более достойных аргументов, чем намеки на дурацкие усы, в голову не приходило.

Поднимаясь в горы Руффус не уставал удивляться живописности и продуманности всей окружавшей природы. Других сравнений, кроме как с великолепно выполненным и чрезвычайно тонким ювелирным изделием, уже не оставалось. Верхняя терраса, на которой ничего, собственно, и не было, кроме композиции, составленной из обычных камней, особенно легко помогала сосредотачиваться на заданиях учителя. Когда они поднялись туда, Руффус начал уже было готовиться к очередному уроку, но Странд неожиданно резко повернулся, держа в руках меч.