Вера Камша - Зимний излом. Том 1. Из глубин Страница 35

– Было б неплохо, если б ты и меч нашел, – живо откликнулся Его Величество. – Закатные твари, корона у меня, жезл у Эсперадора, а меч у этого негодяя!

– Альдо... – Главное – равнодушие, ты не хочешь влезать в это дело, но ты не можешь не предложить другу свои услуги. – Хочешь, я поговорю с Вороном? Пусть отдаст меч, а мы...

– Нет! – свел брови Альдо.

– Вот как? – легкая обида и недоумение. Еще бы, хотел помочь, а нарвался на грубость. – Ты мне не доверяешь?

– Я не желаю, чтоб мой маршал метался между долгом и ложной благодарностью, – отрезал сюзерен. – Я дал Ворону время на раздумье. До коронации. Дальше пусть пеняет на себя!

– Так ты с ним говорил?

– Говорил. – Альдо явно не рвался передать подробности, но складка между бровями говорила сама за себя. – Редкостный наглец! Он еще не понимает своего положения.

Алва не понимает? Как бы не так! Это ты ничего не понял, ничему не научился и не видишь, что скоро предстоит выбирать между шкурой и короной. В Эпинэ еще можно было отступить, это не поздно и сейчас, но Альдо вцепился во власть, как бракованная гончая в зайца. Трясет и не замечает, что вокруг – волки. Робер залихватски махнул рукой:

– Ну и пошел он к кошкам. Ты мне лучше скажи, кардинала Талигойского кто встречает?

– А ты откуда знаешь? – подозрительно сощурился Альдо.

– Я Первый маршал или нет? – из последних сил зевнул Иноходец. – Мне доложили о курьерах Эсперадора.

– Никола?

– Он – комендант Олла... Тьфу ты, Раканы. Но что в письме, он не знает.

– Надеюсь. – Альдо откинулся на спинку кресла и лукаво подмигнул. – Но тебе я скажу. К нам едет Левий из ордена Милосердия. Как видишь, обошлось без «истинников», а ты боялся.

– Боялся, – признался Робер, – и сейчас боюсь: так просто они нас не оставят.

– Сколько раз тебе говорить, это мы их оставим, когда будет нужно. – Альдо изловчился и перепрыгнул через разложенные бумаги. – Но сейчас без клириков не обойтись. Мне нужно благословение, и мне нужен жезл, и он будет!

– Не думаешь ли ты, – Робер тоже поднялся, на синем бархате завивался серебряный смерч, предвещая ненастье, – что Эсперадор расстанется с подарком Эрнани Святого?

– Расстанется, – заверил Альдо Ракан, – когда у меня будут меч и корона. Вот тогда можешь есть цивильников с потрохами, я слова тебе не скажу.

– Я – Иноходец, а не ызарг, – копившаяся с утра злость вырвалась наружу, оскалилась и зашипела, – падалью не питаюсь.

– А падаль есть, – засмеялся Альдо, – и ее надо есть, чтоб не воняла, значит, без падальщиков не обойтись. Ладно, я тебя не за этим звал. Пора нанести визит твоей кузине, а то бедняжку совсем забросили.

– Ты собрался к Катарине? – Других кузин у него нет, по крайней мере законных. – Зачем?

– Именно, – подтвердил Его Величество. – За сию особу ходатайствует герцог Окделл, а мог бы и ты.

Сюзерен поправил перевязь и подмигнул. Он был собой доволен, как, впрочем, и всегда.

Луиза остервенело пилила проклятые фрукты, не забывая манерно отставлять мизинец и охать и ахать в подходящих, с ее точки зрения, местах. Груши были приготовлены по всем правилам кондитерского искусства, только вот госпожа Арамона с детства не терпела сладкого.

– Жаль, что госпожа Оллар не принимает посетителей. – Луиза героически проглотила кусок засахаренного кошмара. – И не может поблагодарить господина капитана за заботу. Он такой достойный молодой человек! У него сейчас, наверное, много дел?

– Ужасно много, – подтвердила Одетта и подналегла на серебряный фруктовый ножик. Груша лопнула, плюнув в обидчицу медовым соком. Луиза выхватила платочек и протянула заляпанной дуре.

– Скорей сотрите! А пятна на платье мы сейчас засыплем солью!

– Благодарю, – пропыхтела сластена, вытирая рожу, – вы так любезны.

– Ах, что вы! – пропела Луиза. – Я виновата перед вами. Я отвлекла вас разговорами о ваших родичах, но поймите и меня, вы – особа, приближенная к трону, а я так любопытна...

Приближенная к трону особа благожелательно улыбнулась и вновь взялась за фрукт. Если б только она поменьше болтала о своей брюхатой дочери и побольше о политике.

– Да, мой зять ничего не скрывает от моей дочери, – половина груши исчезла в мягкой пасти, – и это меня волнует. Ей в ее положении не стоит знать о некоторых вещах...

А госпоже Арамоне в ее положении знать о них просто необходимо! Значит, будем жевать сладкое и кивать. Кивать, жевать и спрашивать.

– Госпожа Мэтьюс, вы меня пугаете! Что-то случилось?

– К счастью, нет, но Джеймсу Рокслею придется выехать встречать нового кардинала. Это очень опасно.

– Опасно? – квакнула Луиза, слегка открыв рот. – Вы говорите, опасно?!

– На дорогах очень тяжелое положение, – госпожа Мэтьюс, без сомнения, повторяла слова зятя, – в Олларии – трудности с продовольствием, а эти негодные трактирщики и торговцы прячут припасы. Вы не поверите, но за хлебом теперь приходится отправлять солдат.

И почему это она не поверит? Очень даже поверит. Какой дурак повезет товар, если его все равно отберут?

– Благодарю, – будущая бабушка протянула Луизе липкую, пропахшую корицей тряпку, – вы меня так выручили.

– Но бунта не будет? – Луиза двумя пальцами взяла испакощенный платок и нечаянно уронила под стол. – Какое счастье, что мы под защитой гвардии! И как замечательно, что гвардией командует Джеймс Рокслей. Ему так идет новый мундир. Он ведь настоящий красавец! Наверное, он скоро женится?

– Видите ли, – закатила глаза Одетта, – тут есть некоторые сложности. Надеюсь, я могу быть с вами откровенна?

Луиза всем своим видом изобразила, что тайна уйдет с ней в могилу, но услышать о затруднениях семейства Рокслеев не удалось. В прихожей раздался шум, госпожа Мэтьюс всплеснула руками и бросилась к двери, Луиза потрусила следом. Они успели увидеть, как красивый кавалер в белом и золотом отвешивает изысканный поклон сжавшейся в комочек Катарине Ариго.

– Сударыня, мне следовало сделать это раньше, но у меня слишком много дел. Вы мне простите, если я обойдусь без церемоний и представлю себя сам. Я – Альдо Ракан.

Этот?! Глаза Луизы впились в новоявленного короля. Он и впрямь был хорош. Стройный, высокий, светлые волосы, голубые глаза, на подбородке – ямочка. От таких ангелочков женщины млеют, но Луиза Арамона была стервой и не терпела сладкого в любом виде.

Молодая хрупкая женщина съежилась в огромном вызолоченном кресле. На кожаных подушках поместились бы три Катарины, но она была одна. Совсем одна. Напуганная, ничего не понимающая, больная. Лицо неподвижно, руки теребят янтарные четки. Золотистые, как глаза Мэллит, камни дрожат в длинных пальцах...