Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых Страница 35

– И они всегда выполняют свой долг? – Княгиня подняла красивые черные брови, намекая, что вовсе в это не верит. – И никогда не бывало так, что этот сын или брат, вместо помощи, приносил князю смерть?

– Ну… Бывало, что уж… – поневоле признал князь. – Все бывало. Власть – она такая вещь… Но чтобы Лют – я не верю.

– Напрасно! Ты забыл, чей он сын? Он – сын колдуньи…

– Волхвы!

– Какая разница? Он – оборотень, он не человек, и как ты можешь знать, что у него на уме? Он считается сыном бога, и многие сомневаются, что он имеет право стать князем. Он знает, что если он хочет власти, то ему придется захватывать ее силой!

– Зачем захватывать? – Князя стал раздражать этот неприятный разговор. – Он – старший. Все после меня ему по праву достанется, если угряне его не отвергнут.

– Ему? А Хвалису? А моего сына ты хочешь оставить без наследства?

– Ах, чтоб тебя!

Этот разговор повторялся не один раз и надоел князю – он любил Хвалислава и заботился о его будущем, но сейчас ничего не мог для него сделать и даже ничего пообещать его матери.

Но со своим старшим сыном он все же решился поговорить, хотя не совсем о том, о чем говорил с Замилой. В один из последних дней все отъезжающие получили от князя приглашение на пир, где старейшины намеревались принести жертвы для легкой дороги и успехов всего задуманного. Когда сродники и гости уже крепко приняли и пели нестройным хором «Как летал, летал сокол», князь Вершина, почти не пивший, знаком позвал Лютомера за собой. Выйдя во двор, князь и тут не остановился. Не спеша, словно желая подышать прохладным воздухом после душной дымной братчины, он вывел своего наследника на берег Угры и еще прошелся немного. Вокруг расстилалась душистая ночь ранней осени, в вышине сверкали особенно крупные, яркие звезды. Было тихо, и от этой тишины и шири почему-то особенно остро ощущалась преемственность поколений, живших здесь прежде и живущих теперь, как будто это сами предки смотрели сверху глазами звезд.

Лютомер молча, неслышно ступая, следовал за Вершиной. Он чувствовал, что отец хочет задать ему какие-то вопросы, и невольно тревожился. Все в роду ощущали смутное беспокойство, ожидание каких-то неприятных перемен, то ли войны, то ли раздала, и тем более остро это все ощущал Лютомер.

– Так что… – начал наконец Вершина и запнулся, как будто сам не знал точно, о чем он все-таки хочет спросить. Разговоры с Замилой не шли у него из ума. И хотя он не был склонен разделять ее беспокойства и подозрения, эти разговоры выявили для него одно важное обстоятельство, которое он наконец хотел прояснить. – Так что ты насчет невест… Если у Бранемера есть… Ты вообще в род возвращаться собираешься?

Князь повернулся к Лютомеру, глядя в лицо своему наследнику при свете звезд, и продолжал:

– Я все думал, ты парень молодой, успеешь еще. А тут мать приходила, сказала, что тебе двадцать шестой год идет – а я и не заметил! Вон, Братога на шесть лет тебя моложе, а у него сын трехлетний! Если ты так и намерен навек в лесу остаться – скажи, я буду знать, что… – Он запнулся, потому что в этом случае дела запутывались. – Буду знать, что у меня наследника… Чего ты ждешь? Сынок, скажи, не томи! – вдруг взмолился он.

– Я жду… – вымолвил Лютомер. Он нередко чувствовал себя и много старше, и мудрее собственного отца, но все-таки это был его отец, старший в роду. А к тому же Лютомер видел в его душе искреннюю тревогу и настоящее желание понять его, и не мог уклониться от ответа. – Я жду, пока Лютава найдет свою судьбу. А пока она не найдет, я не могу ее оставить.

– Но чем она-то тебе ме… – начал князь, которому в свое время наличие незамужних сестер ничуть не мешало взять и одну жену, и вторую, и третью.

Но тут он кое-что понял. Вспомнились уклончивые намеки сродников, какие-то мелочи из собственных наблюдений, на которые он никогда не обращал внимания. А еще вспомнилась первая жена, Семилада. Это была загадочная женщина, которую он и тогда, живя с ней, плохо понимал и втайне опасался. И дети, рожденные от нее, были такими же странными, загадочными существами – если не больше. Эти двое жили не здесь и не сейчас, а в том загадочном пространстве Леса Дремучего, Леса Праведного – страны, где обитают боги и предки. Там все не так. И там между этими двумя, детьми одного отца и одной матери, существовала связь гораздо глубже и полнее, чем обычная родственная близость. Там «брат» и «сестра» были друг для друга просто мужчиной и женщиной своего рода, своей крови, а значит – ближе всех, единственными друг для друга настоящими людьми. Когда-то очень давно братья и сестры были друг для друга мужьями и женами – потому что чужую кровь тогда не признавали настоящей. Сам Велес взял в жены свою сестру Марену, потому что тогда других невест для него не имелось. И эти двое, которых родила воплощенная богиня, Лада угренской земли, продолжали жить в том Лесу Дремучем. При этом понимая, что он существует только для них двоих.

– Когда дух-покровитель укажет ей мужа и она уйдет к нему, я выйду из леса, вернусь в род и возьму жену, – продолжал Лютомер, и Вершина понял то, о чем он умолчал: потому что без сестры даже ему будет нечего делать в том лесу. – А пока ее срок не пришел, я не могу ее бросить.

Князь промолчал. Его подмывало задать еще один вопрос: а когда она уйдет, ты без нее сможешь? Но он не хотел вмешиваться в их дела больше, чем необходимо: эти дела принадлежали к тому загадочному и опасному миру, в который простым смертным, пусть и князьям, лучше не заглядывать.

Глава 6

Даже мысли не возникало о том, чтобы Лютаве остаться дома, дожидаясь возвращения брата из поездки на Рессу, но неожиданно заодно с Лютавой собралась в путь и Далянка, средняя дочь боярина Немиги. На Рессе у Мешковичей имелись родичи – туда вышла замуж Немигина старшая дочь, Милема. Пару месяцев назад она должна была родить, и Далянку мать снарядила на родинные трапезы, которые проводятся через три месяца после родов, когда ребенка уже можно показывать людям. Ей предписывалось отвезти подарки сестре и родичам, а потом рассказать дома, как там дела.

Напоследок Лютомер и Лютава вдвоем заглянули к Просиму. О том, что волновало всех троих, сказать было особенно нечего. Старый бортник держался неприветливо и неразговорчиво, но Лютомер знал, что тому просто жаль с ними расставаться, – лишившись сыновей, Просим невольно начал привязываться к Лютомеру, в котором видел надежду на месть.

В четверг, легкий день для дороги, целый обоз ладей тронулся на веслах вверх по Угре. Хазарские всадники сопровождали их берегом. Дорога по Угре и по Рессе была хорошо известна и освоена, и трудностей от предстоящего пути никто не ждал. С давних времен здесь жила голядь, и через каждые пять верст или около того попадались их городки – укрепления на мысах и холмах, огражденные рвами и валами с частоколом поверху. Те пять или больше городков, что умещались на пути дневного перехода, образовывали маленькое племя. Многие из них были заброшены хозяевами давным-давно, иные даже – несколько веков назад, а на многих в последние десятилетия появились поселения пришлых славян, кривичей или даже вятичей. Укрепления за ненадобностью почти не подновлялись и обветшали, вокруг городков бродили стада.