Ольга Голотвина - Знак Гильдии Страница 35

– Коза! Ха! Стал бы Совиная Лапа возиться с обыкновенной козой!

Глаза Урихо сверкнули. Он подобрался, как пес, почуявший дичь, и тихо свистнул. Когда идущий позади всех Дайру обернулся, пролаза показал ему серебряную монету.

Мальчишка понятливо приотстал.

– Что за тварь? – жарким шепотом спросил Урихо.

И тут Дайру доказал, что рожден быть Подгорным Охотником! Кося глазом в сторону удаляющейся компании, он скороговоркой сообщил, что тварь именуется козодраконий свирепобрюх. И цены ей нет, потому что доится вином и гадит золотом. Правда, жрет зверь исключительно человечину, предпочитая пролаз...

Мальчишка ловко увернулся от подзатыльника и поспешил догнать своих.

До Издагмира они «свирепобрюха» не довели. Там, где дорога по мостику пересекала ручей, коза вдруг взмемекнула дурным голосом, расшвыряла державших ее ребятишек и с места взяла такую скорость, что мгновенно скрылась в лесу.

Нитха расстроилась чуть ли не до слез: бедненькую козочку растерзают волки! Злопамятный Нургидан пожелал окаянной животине именно такой кончины, и чем скорее, тем лучше. Дайру, потирая ушибленный рогами бок, от всего сердца согласился с Нургиданом. А учитель утешил девочку: за ручьем деревня, так что коза, скорее всего, узнала знакомые места. А если не здешняя, все равно прибьется к людям.

– А интересно, – задумчиво сказал Дайру, – если б мы продали козу на рынке, пришлось бы отдать Гильдии десятую часть выручки? Добыча-то из Подгорного Мира!

В Грайанскую башню вернулись поздно вечером. Ребятишки, переполненные впечатлениями, наскоро поужинали, расползлись по постелям и крепко уснули...

То есть это Шенги наивно решил, что уснули. В своей ошибке убедился утром, когда обнаружил на внутренней стороне каменной ограды рисунок, выполненный головней из очага: кривоногий человечек занес огромный (в два раза больше самого себя) меч над зверского вида козой.

Подпись под рисунком гласила: «Всем врагам – по рогам!»

– Кто будет торговаться, ты или я?

– Я, но ты тоже помогай. Старайся увести меня из лавки, говори, что у соседнего торговца все дешевле и свежее. А я начну пищать, что устала ходить по рынку... что если хозяин сбавит цену, то мы у него все купим и пойдем домой.

– Ловко у тебя получается, – признал Нургидан, перешагивая через растянувшегося поперек улицы параличного нищего. – Купцы в семье были, да?

– В Наррабане торговаться не приходилось, – уклонилась Нитха от разговора о своем происхождении. – Но это так забавно! Только не будем брать тот сыр, что в прошлый раз, ладно? Вкус у него гадостный, а запах приставучий... Ой, а откуда столько нищих?

– Зима на подходе, вот они в город и стягиваются.

Узкая улочка была забита нищими. Хромые, слепые, покрытые язвами и коростой, они вопили, гнусавили, ныли, перечисляя свои беды и немощи. Впечатление это производило удручающее, даже пугающее. Во всяком случае, идущая рядом старушка в темном платье и чистеньком белом платочке испуганно озиралась, прижав к груди плетеную корзинку.

Нитхе стало жаль старую женщину, захотелось сказать ей что-нибудь ободряющее. Но в этот миг безногий нищий, яростно размахивая костылем, завопил:

– Ты, козел с бельмами!.. Тебе говорят, тебе! Вали на тот угол, здесь мое место!

– А тебе его король пожаловал? – взвизгнул «козел с бельмами». – Где сел, там сидеть буду, пока не сдохну! И не тряси тут своими блохами, не сгонишь меня!

– И правда, вали! – поддержал безногого худой старик с трясущимися руками. – Ты, гнида, у меня из миски медяки тягаешь, как отвернусь!

– Я?! – смертельно оскорбился «козел» и клюкой заехал старику по уху с точностью для слепого поистине сказочной.

Старик, рассвирепев, подхватил глиняную миску, что стояла перед ним на земле, и швырнул в слепого. Но промахнулся и угодил в остролицую тощую женщину в лохмотьях, которая громко повествовала о том, как трудно живется на свете добродетельной вдове с шестью детишками.

Сетования прервались на полуслове. Добродетельная вдова выдала залп грязной брани и с когтями, как дикая кошка, ринулась на обидчика.

Кто-то потянул вдовушку за юбку, кто-то подставил ногу ее противнику... и началось! Потасовка разом, как лесной пожар, охватила улочку. В воздухе мелькали посохи, костыли и кулаки, раздавались вопли, проклятия и хрипы. Нищие молотили друг друга, забыв, из-за чего началась битва.

Старушка в белом платочке запричитала, попятилась и упала, споткнувшись о ноги параличного нищего. Параличный, не обратив на старушку внимания, бодро вскочил и ворвался в драку с неукротимостью взбесившегося быка.

Нитха поспешила к старушке:

– Бабушка, ты не ушиблась?

Нургидан тоже шагнул к несчастной женщине, но в этот миг чей-то кулак врезался ему в лицо, разбив губы. Вкус собственной крови ошеломил Нургидана, окрасил все перед глазами в багровый цвет – цвет ярости, ненависти, жажды боя. Забыв о Нитхе, о старушке и вообще обо всем на свете, он устремился в гущу схватки, разыскивая своего врага, а заодно раздавая увесистые удары всем, до кого мог дотянуться.

Нитха глянула ему вслед и вспомнила, как Дайру рассказывал о походе за айвой и о потасовке со стражниками. Правильно Дайру тогда сказал: если в драку встревает Нургидан, она перестает называться дракой и начинает гордо именоваться побоищем!

Девочка безнадежно и сердито вздохнула и перенесла внимание на тихо плачущую старушку:

– Можешь встать, бабушка?

– Ох, внученька, красавица, не могу, ушиблась-то как... Помоги, ради всех богов!

Нитха подала руку, удивившись тому, с какой силой сомкнулись на ее запястье пальцы старушки.

– Ох, милая девочка, сделай доброе дело! Не могу шагнуть... проводи до дома!

– Бабушка, я же не одна.

– Да тут рядом, в переулке! Меня двое внучат ждут, сиротинушки бедные! Умру здесь, они и не узнают...

– Рядом, да? Хорошо, бабушка, обопрись на мою руку. У нас в Наррабане говорят: «Старость почтеннее знатности».

Нургидан, в растерзанной одежде, с синяком на скуле и с рассеченной нижней губой, стоял, понурив голову, перед учителем и Дайру и покаянно рассказывал:

– А потом драка улеглась. Гляжу, Нитха пропала! Я туда, сюда, кричу, зову...

Он замолчал, раздавленный горем, стыдом, сознанием своей вины.

– Из-за чего ты, собственно, дрался? – строго спросил Дайру.

– Не знаю, – повел широкими плечами Нургидан. – Оно мне как-то без надобности.

– Очень, очень весело... – проговорил Шенги, ни к кому не обращаясь. Левая рука его скользнула за ворот, под рубаху.

Дайру встрепенулся. Он давно понял, что учитель носит на груди какой-то амулет, но не решался расспросить о нем.