Юрий Никитин - Истребивший магию Страница 36

А хозяйка подбоченилась и тоже смотрела на Олега гордо и победно. У костра дети дурачились с огнем, бросая в него сухие ветки, Назар солидно останавливал, покрикивал, на взрослых внимания не обращал вроде бы, хотя Барвинок счастливо ловила на себе его жадный взгляд, еще полудетский и уже наполовину мужской.

Все казались заняты своим миром, все счастливо улыбаются с чашками вина в руках, везде полный покой и уют, как хорошо здесь, как замечательно…

Олег допил, бросил чашку, к негодованию Барвинок, за спину. Она взлетела высоко в небо, перевернулась несколько раз, блестя расписными боками, упала на землю и, к изумлению Барвинок, исчезла с легким хлопком.

Хозяин посмотрел на волхва с уважением.

– Ты многое знаешь про эту скатерть.

– Встречался, – обронил Олег.

Хозяин покачал головой.

– Мы уже лет двадцать ею пользуемся, но вот такое случайно открыли только в прошлом году. А раньше аккуратно складывали всю посуду обратно.

Горпина вставила строго:

– Я и сейчас детей приучаю ставить все на скатерть! Нечего разбрасываться. Нехорошо.

– Правильно, – одобрил Олег. – А то и простую посуду начнут швырять. Эх, хорошо у вас… но ехать надо. Дела-дела. Спасибо за царское угощение!

Остап развел руками.

– Жаль, не могу предложить вам и ночлег, разве что место на голой земле у костра… Увы, скатерть умеет только кормить.

Олег уже поднялся, сладко потянулся.

– Спасибо, – сказал он снова. – Так бы всю жизнь сидел с чашей вина у костра… скоро ночь, смотрел бы на звезды… Увы, надо!

Женщина заботливо скатала скатерть и унесла в повозку. Олег отправился к коням, они обнюхиваются и о чем-то негромко сплетничают, Барвинок обалдело смотрела вслед волхву.

Он не оглянулся, пришлось догнать, он поднял седло из высокой травы и сказал негромко:

– Поехали.

Она запротестовала:

– С чего вдруг? Скоро вечер, а я в темноте ничего не вижу. У меня, может быть, куриная слепота!

– Скорее, – определил он, – куриные мозги. К ночи как раз приедем в какое-нибудь село, переночуем под крышей.

– Можно подумать, – заявила она, – тебя пугают ночевки под звездным небом, ха-ха! Давай хоть после ужина?

Он сказал неумолимо:

– Ужина не будет.

Она широко распахнула глаза.

– Как это? Почему? Скатерть-самобранка подаст все, что нам восхочется!

– Что восхотят хозяева, – поправил он. – Но, увы, скатерть больше не подаст даже им. Но если хочешь, оставайся.

Он в самом деле взгромоздил седло на конскую спину и начал затягивать ремни. Злая, непонимающая и перепуганная, она таращилась в его спину, наконец потащила свое седло к лошадке. Сжалившись, он быстро оседлал и ее коняшку, хотел даже забросить в седло, но Барвинок гордо отказалась, а он, невежда, не проявил настойчивости, тупица, ничего не понимает, даже за ногу не подержал…

Красное солнце в самом деле сползает по вогнутой стене небосвода слишком быстро, усталое и распухшее, но кони после краткого отдыха с удовольствием разогнались во весь опор. Барвинок чувствовала, как слетают остатки раздражительности, волхв вообще строгий и собранный, словно никогда не устает.

Она спросила живо:

– Но что случилось? Почему так внезапно?

Он буркнул:

– Не хотел ставить их в неловкое положение.

– А в чем?

– Скатерть, – объяснил он. – Я видел, как скатерть превратилась в обычную. Больше волшебства от нее ждать не придется.

Она охнула:

– Ой… какое несчастье!

Он покосился на нее в удивлении.

– Правда?

– Ну да, – огрызнулась она. – А ты считаешь не так?

– Тысячи и тысячи людей, – напомнил он, – живут без всяких скатертей-самобранок. Многие вообще не знают, что такое скатерть… И, поверишь ли, счастливы.

Она сказала сердито:

– Не понимаешь, да? У них никогда и не было такой роскоши! А у этих было. И вот – потеряли. Разве не трагедия?

Он кивнул.

– Да, работать уже разучились. Теперь разве что милостыню просить… Или все же попробуют зарабатывать честно, как думаешь?

– Честно? – переспросила она. – Говоришь так, будто пользовались скатертью нечестно! Или у кого-то украли?..

Он отмахнулся.

– Да какая разница! Они пользовались магией, а это нечестно. И даже преступно. Я вообще мечтаю о таком времени, когда люди поумнеют настолько, что начнут всех колдунов и ведьм сжигать прямо на городских площадях, чтобы все видели!.. Правда, поумнеть мало, решимости бы побольше… А то понимать понимают, а сами клады ищут, древние гробницы раскапывают…

Она зябко передернула плечами.

– Такие ужасы рассказываешь. Надеюсь, такого никогда не будет.

– А я надеюсь, – сказал он со вздохом, – что будет… хотя и сам в это верю с трудом. Просто хорошо бы… Чтобы люди поняли, только трудом и талантом нужно добиваться всего на свете, а не проклятой магией…

– Она не проклятая, – возразила она живо, – это белая магия.

Его рыжие брови сошлись на переносице с такой силой, что могли бы раздавить корабль, проскакивающий между сдвигающимися скалами, такие где-то разбойничают в море.

– Глупости, – сказал он резко.

– Правда, белая! – сказала она горячо.

– Не бывает белой…

– Еще как бывает!

– …не бывает белой, – повторил он зло, – не бывает черной, серой или розовой!.. Вся магия – зло. И потому вся темная. И потому нужно изжить всю. Как эти бахвалились, что кормили всех встречных-поперечных! Как же, гостеприимство!..

Она возразила с сердитым непониманием:

– А что, не кормили?

– Да кормили, кормили…

– Так что плохого? В то время как другие стараются кусок прямо изо рта выхватить…

Он поморщился, во взгляде промелькнула некая беспомощность, Барвинок было прибодрилась, но Олег произнес тихо:

– Наверное, я сам виноват, заглядываю слишком далеко… Сейчас в самом деле надо бороться с теми, кто грабит просто и без затей… таких уйма.

Она сказала быстро:

– Вот я об этом и говорю!

Он кивнул.

– Да, верно. Но с этими понятно, так что справиться могут и другие. И кое-как справляются. А увидеть беду на горизонте… а то и за ним, это потруднее. Я могу видеть. И что, должен заниматься днем сегодняшним?

Она прокричала рассерженно:

– Я не понимаю! Где ты, чудовище, узрел нехорошесть в этих замечательных людях? Они с таким радушием угощали нас!

Он морщился, как от зубной боли, глаза потемнели, то и дело отводил взгляд.

– А что угощали, – проговорил он наконец, – не своим, это как они не понимают… так и ты не поняла.

– Как это не своим? Это их скатерть!

Он пояснил невесело:

– Одно дело угощать вот таким, что само возникает на скатерти, другое – подавать на стол каравай хлеба из того зерна, что вырастил своими руками. Но сперва надо распахать землю, засеять, дождаться молодых всходов, оберегать от зайцев и оленей, потом спасать поспевающее зерно от птиц, скосить, собрать в снопы, отвезти на ток, выбить зерно, ссыпать в закрома, смолоть, испечь из той муки наконец-то хлеб… Еще неизвестно, подали бы такой хлеб гостям или же захлопнули двери перед носом всяких бродяг, что шатаются по дорогам!