Елена Малиновская - Битва с судьбой Страница 36

Хозяин пошел далее в своих издевательствах. Заметив, что перекидыш стал дорог мне, он принялся на моих глазах истязать и его, прекрасно отдавая себе отчет в том, что видеть мучения друга для меня намного хуже, чем страдать самой. Наверное, это переполнило чашу терпения оборотня, и он, пока тайно, полностью переметнулся на мою сторону. Тем не менее, Хозяин знал свое дело, и мало-помалу он превратился для меня в некий гарант надежности. Я понимала, что если он протягивает мне руку, то вытащит из любой беды, хотя еще помнила, что он и является источником всех моих злоключений. Мужчина медленно, неутомимо убивал меня как самостоятельную личность, изничтожая на корню проявления малейшей непокорности, намека на бунт. Что мне оставалось делать? Я смирилась, утратив все чувства живого существа. Да, я согнулась под гнетом превосходящей силы, но не сломалась. Думаю, Хозяин осознавал это. Он пробовал подобраться ко мне с разных сторон, но везде встречал одинаковый отпор. Внешне я оставалась безучастной к любым проявлением деятельности извне, но внутри тщательно лелеялся цветок недовольства. Пришел долгожданный час, и перекидыш огрызнулся на своего владельца. Тогда же Хозяин понял, что проиграл, впрочем, все по-порядку.

– Ну что, лапочка, начнем урок, – мужчина, как всегда, появился передо мной неожиданно, сверкая ослепительной белизной шелковых одеяний. Губы приветливо улыбались, а в василькового цвета глазах таились невысказанные угрозы и обещанные пытки.

– Скажите, вам ведь нравится то, что вы делаете со мной. Нравится сводить меня с ума, унижать и уничтожать все, что мне дорого? – спросила вдруг я, холодея от собственной дерзости и смелости. Хозяин вопреки моим ожиданиям как-то грустно улыбнулся и отечески погладил меня по голове.

– Ты никогда не задумывалась, Дриана, – сказал он приятным и нежным баритоном, которым некогда давал мне указания где-то… Я забыла, когда это было и в связи с чем, – Чтобы погрузить тебя в безумие, сначала нужно самому пережить его. Невозможно создать гениальную вещь, оставаясь при этом серой посредственностью. Нельзя осознать степень боли любой пытки, не испытав ее вначале на себе. Я не исключение.

– Вы хотите сказать, – поразилась я такой простой отгадки жестокости Хозяина.

– Я ничего не хочу, – пресек он мое высказывание по поводу своей личности. Более он не проронил ни слова, действуя излюбленными и испытанными способами мастера пыток. Молчала и я, механически отвечая на внешние раздражители, следуя уже заложенной в меня программе мероприятий. Он бросал меня в пекло ада – я терпела, варясь в собственном соку. Он убивал перекидыша – я благодарно принимала его помощь. Все как всегда, как было до этого тысячи раз. Постоянство событий мучило меня намного сильнее, чем все эти давно выстраданные и понятые смерти. Я проникалась образом мыслей Хозяина, иногда мне удавалось предугадать ход его действий, узнать, о чем он думает по малейшим нюансам в выражении глаз, в изломе бровей. Невозможно двум людям столько времени быть наедине друг с другом, встречаться столько дней подряд, чтобы не понять друг друга. Не понадобится даже телепатия, ты просто знаешь человека до глубины души, видишь все сокровенные уголки его сознания.

Но Хозяин терял терпение, он злился, ненавидя меня за сопротивление и в то же время чувствуя ко мне возрастающее уважение. И однажды маг решил переступить запретную черту, пренебречь правилами, которые сам же для себя установил. Это было началом поражения, и Хозяин осознавал свою слабость. Но выбора у него не оставалось. Или он сломает меня и исполнит свой план по завоеванию мира, или сломается сам, признав мою силу и правоту.

– Мне надоело, – сказал Хозяин, вихрем влетая в подобие мирка, сооруженного мною. Заколебались стройные ряды берез от гнева мага, медленно сворачивался край неба под гнетом чьей-то неумолимой руки. Я послушно следила за своеобразным концом света, устроенным яростным Хозяином и не менее покорно отправилась в опостылевшую камеру, сопровождаемая верным другом-перекидышем.

– Ты, несмышленыш, девчонка, едва постигшая азы магии, – Хозяин изливал свои претензии на удивление спокойным голосом, лишь тонкие пальцы выдавали его истинные эмоции, нервно постукивая по холодному, сочившемуся влагой камню стены, – Ты не можешь осознать глубину своего невежества, а замахиваешься на создание реальностей. Что ты понимаешь в этом искусстве? Тебе не пришлось испытать и сотой доли боли, через которую прошел я, получив в дар способность моделировать миры по собственному усмотрению.

– Зачем тогда я вам? – тихо поинтересовалась я, оглушенная взрывом его чувств, – Создайте себе мир по образу и подобию ваших мечтаний, заселите верными слугами и рабами – и вперед. Сделайте себя богом, пусть вам молятся, приносят жертвы, надеются во всем. Позвольте себе быть милосердным или жестоким по прихоти, зная, что все ваши деяния народ примет с благоговением. Что вам мешает?

Камеру наполняла тишина. Вязкое тягучее молчание пало между нами. Притихли стены, смолкли отзвуки эха. Только пульс, гулко бьющийся в висках.

– Вы боитесь, – продолжала я, стремясь высказаться, чтобы увероваться в своих подозрениях, – Боитесь бессмертия и вечности, заполненной одиночеством. Постоянно один, окруженный карикатурами на людей, без желаний, стремлений, надежд, верящих вам, слепо убежденных в вашей правоте. А как иногда не достает спора с равным, крика до хрипоты, до першения в горле, после которого каждый еще более понимает правильность своего пути. Дать людям самостоятельность, наделить мозгами, значит, не сегодня-завтра жди бунта.

– Как смеешь ты так легко все расставлять по полочкам, рассуждать обо мне, как будто я твой домашний песик, – перекидыш глухо огрызнулся, посчитав слова Хозяина за неуместное сравнение, но мужчина, не замечая его недовольства, гневно качнулся по направлению ко мне, сжимая кулаки. Его лицо, мягкое и доброе от природы, исказила гримаса ненависти, той самой жгучей ненависти, от которой темнеет в глазах, сводит скулы и перехватывает дыхание. Он готов был сейчас на все: убить меня по-настоящему, избить хлесткими ударами длинной аристократической длани, лишь бы я замолчала. А потом убедить себя в том, что ужасного и постыдного в своей правоте разговора не было. Я попятилась под натиском его презрения, понимая, что он не в себе от того, что я угадала его истинные побуждения. Похоже, опасность, угрожающую мне, ощутил и перекидыш. Со злобным рычанием он прыгнул между нами. Жемчужные глаза оборотня зловеще засветились в темноте подземелья, серая шерсть волка встала дыбом от предупреждающего рыка зверя.