Иван Галкин - По мостовой из звёзд Страница 36

— Бог, если бы он существовал, должен бы был быть квинтэссенцией жизни — абсолютным знанием о том, что такое жизнь, из чего она произошла, и чем в итоге закончится. Но если ты все знаешь, и для тебя нового ничего не существует… то нет развития. И это означает лишь одно.

— Ничто… — тихо произнес Саша, усевшись на пыльный столик.

— Ничто…

— Но ведь Бог может применять знания — он может что-то делать, — покачал Саша головой.

Он вдруг подумал о подвохе и, поднявшись, заглянул под столик.

— Что может делать существо всезнающее, всемогущее и, главное, вездесущее? — немного печально пел ветер.

— Помогать или… — Саша обошел храм по периметру.

— Всемогущее и вездесущее, Саша, — и здесь было немного сожаления и сочувствия.

— Не знаю… — он даже доски пола проверил на прочность. — Быть всем?

— Верно. А это означает, что бог и есть все вокруг, — казалось, он видел, как она улыбнулась. — Все частицы и процессы… всё.

— Но это значит, что Бог и есть Жизнь! — и вложил ли он в возглас больше отчаяния поиска или радости откровения, Саша не знал.

— Можешь думать так, если хочешь. Только зачем тебе тогда это слово — бог?

— Ты не понимаешь, — Саша устало обходил храм по кругу.

Он уже не надеялся ничего найти, но снова и снова вглядывался в древнее строение.

— Саша, Бог нужен лишь тем, кто слаб. Покровитель, спаситель… твой личный воображаемый талисман. Тебе он не нужен.

— Может быть ты и права… Но я не могу быть всегда сильным, — Саша, опустошенный, опустился на всё тот же столик, опустив голову и разглядывая половицы.

— И не нужно. Не нужно заставлять себя двигаться тогда, когда ты слаб. Остановись, отдохни, осмотрись. Остановись полностью — ни нелепых действий, ни нагнетающих мыслей. Сдайся. Сдайся этому миру, и тогда…

Ворон резко замолчал.

— Что? — Саша поднял голову, ожидая продолжения.

— Просто сделай так однажды, и ты поймешь, что бог тебе совсем не нужен, — это был знакомый Скитальцу, каркающий голос. Голос Ворона, насмешливый и неприятный, но знакомый. — А затем, с новыми силами — а они у тебя будут, поверь, ты сможешь идти дальше.

Саша взглянул из маленького окошка на склон холма, упиравшийся в пройденную им реку. Где ниточка троса тянулась сквозь бесконечно бурлящий поток.

— Я запомню… — проговорил он. — И знаешь, я тут подумал, если бог это всё — то и я бог. Его часть.

— Ты ведь живешь, не так ли?

И Ворон, окончательно рассеивая очарование, неприятно рассмеялся.

Уходят воины…

Колокол звонил протяжно и печально, эхом проносясь по улочкам Верска. Крепкий дружинник раскачивал его. Колокол был закреплен высоко над землей на балке, и назывался качающимся. Дружинник раскачивал за веревку не язык колокола, а балку, на которой он был закреплен. Сама звонница была установлена на полутораметровом каменном помосте. К вершине помоста, изгибаясь спиралью, вели две лестницы.

Саша стоял с обратной стороны площади, рядом с олерисом и смотрел на разворачивающееся действо. Народ, вслушиваясь в тревожный звон колокола, стекался к площади. Вокруг звонницы образовывалось бурлящее скопление сотен горожан. Из толпы неслись вопросы и возгласы.

— Пошто сбор то?

— А ты не слыхал? Лесники появились на востоке!

— Ну дак, гляньте, сколько народу бежало…

Князь стоял на помосте перед колоколом. Он был одет в багрового цвета сапоги, штаны и рубаху с короткими рукавами. Под рубахой скрывалась кольчуга. Отливавшая синевой, длинная, почти до колен. На поясе Бореада висел неизменный изогнутый меч, а плечи укрывала тяжелая багровая мантия, отороченная мехом.

Самым примечательным Саше показался головной убор. Выполненный в виде четырех равноудаленных тонких дуг, из красного металла. Дуги, как четырехпалая рука, охватывали голову. Две скрывались в волосах, еще две, как у венца, уходили к вискам. В месте схождения дуги образовывали небольшой острый треугольник, вершиной направленный к носу. И в центре этого треугольника красовался огромный черный камень, окаймленный четырьмя поменьше. С крайнего левого, по часовой, это были камни зеленого, как изумруд, белого, как алмаз, желтого, как топаз, и голубого, как сапфир цветов.

— Адения, — пояснил олерис название венца, в ответ на Сашин вопрос.

Перед толпой собралась группа людей, одетых в простую, но добротную одежду. Большей частью они были немолоды, многих украсили белые нити старости. Это были главы городских общин и ремесленных слобод. Один из них выступил вперед и проговорил, прижимая к груди шапку:

— Уюта в твой дом, гибкости твоему мечу, мудрости уму и удачи рукам. Позволь спросить, светлейший, зачем созвал народ? Али напасть какая?

— Верно говоришь, напасть, — ответил князь.

Бореад говорил неспешно, каждое слово веско ложилось поверх голов.

— Слушайте же, кровь неба, беда надвигается. Племя лесное выходит на наши окраины, жгут наши села, опустошают земли. Да вы и сами знаете. Мало ли среди вас тех, кто бросил свои дома и бежал под защиту стен?

В толпе загомонили, оглядываясь. Многие кивали, поддакивали.

— Да что их боятся, всегда их били и бить будем! — прокричали в толпе.

Возглас этот поддержали одобрительным ропотом.

— Страшен наш старый враг. Не тот он, что знали мы раньше, — произнес князь, — изворотливы стали и хитры, зверей на нас гонят и сами зверям подобны. Ни старых, ни молодых не жалеют. Более того, священного ящера извели.

Толпа забурлила, возмущенная.

— Созывай ополчение, княже! — крикнул кто-то, и крик его подхватили соседи.

А князь продолжал:

— Но и это не все. Вести дурные пришли с севера. Видели корабли ришей на Ледяных берегах… а все вы знаете, что это значит.

Саша смотрел, как толпа неожиданно притихла. Новость придавила людей внезапно, но разом, пробрав каждого. Похоже, горожане действительно знали, что это означает. И ничего хорошего в этом не видели.

— Что же делать, светлейший? — выступил один из старост.

Люд молчал, ожидая слов князя.

— То же, что и прежде, кровь неба. Не был никогда Верск сломлен и не будет. Защищать будем нашу землю и никому нас с нее не согнать, не испугать, — мрачно произнес князь, — на кого нам рассчитывать, кроме как на себя? И пока северные берега пусты, следует нам расправиться с лесным племенем. Потому и созвал я вас здесь. Сроку у нас — меньше седмицы и нужны мне лишь самые храбрые и расторопные, — он повысил голос. Теперь речь разносилась далеко, добираясь до самых крайних. — Готовы ли вы? Поддержите ли меня, защитите ли родную землю?