Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ) Страница 37

— Не на-адо! Я вознагражден выражением полнейшего и неподдельного удивления на твоем лиц…

— Вознагражден он, видишь ли! — Мидир притянул его к себе.

Мэллин трепыхнулся на пробу — насколько крепко его держат — но, видно, понял, что не вырвется, и выдохнул. Теплое дыхание младшего пробралось даже сквозь королевскую накидку и сюрко.

— Вот и не зли меня попусту, — Мидир договорил наставительно. — Зли только по делу, — похлопал по спине и отпустил.

Мэллин выглядел не слишком помятым, но поддернул — явно напоказ! — рукава кружевной рубашки, поправил на плечах дублет, стряхнул ногтем с серебряной вышивки воображаемую пылинку… Затем приложил руку к сердцу и поклонился. Впрочем, официальный поклон портило выражение полного довольства жизнью, никак не желающее покидать лицо Мэллина. Старый, полузабытый способ успокаивать брата до сих пор работал.

— Тогда тебе нужно будет издать специальный приказ касательно того, как, когда и по какому поводу полагается злить его королевское величество! Надо будет попросить племянника подготовить соответствующий манифест! Он мастер на занудство подобного рода.

— Пропой это ему под окнами, — усмехнулся Мидир.

— Насчет обруча, — откашлялся Мэллин, старательно отводя глаза. — Я предполагал, что ты согласишься. Можешь казнить меня, но вот тебе…

В руке, вытянутой в сторону Мидира, действительно поблескивал неясно откуда вытащенный ободок.

Тонкая вязь серебра, три металлических звезды в центре, восемь черных гранатов по окружности. Черный свет любви, что иногда сильнее магии.

— Откуда он у тебя? — Мидир не мог отвести глаз, не мог остановить воспоминания, не мог даже рыкнуть на брата.

Родители — прекрасные, счастливые и очень любящие — словно прошли по темной галерее.

Прошли и пропали.

— Я… — Мэллин чуть ли не первый раз в жизни показался Мидиру смущенным. — Я украл его! — брат вздернул подбородок. — Эта жмотина! Твой казначей! Сказал — только посмотреть! Мне! И только посмотреть!

Мидир понимал как возмущение брата, так и настойчивость казначея. А вот смущение Мэллина было непонятно.

— Можно подумать, ты никогда не крал! — резче, чем хотелось бы, произнес Мидир, припоминая особо шумные выкрутасы младшего в Верхнем.

— Не у тебя же, — очень тихо произнес брат. Поджал дрогнувшие губы, потом все же договорил: — У тебя — никогда!

Брать ободок в руки показалось Мидиру кощунством, а Этайн очень не хватало участия родни в жизни их новой семьи. И Мэллин заслужил награду.

— Отдай его сам, — произнес Мидир.

— Я?! — Мэллин ошарашенно подался чуть назад, а потом как будто что-то понял, что-то новое. Озорной блеск в его глазах Мидиру не понравился сразу.

— Хотя, ты прав, прав, братец! Надо отдать… может, еще и поцеловать? Впрочем, казначей этому не обраду…

Мидир не удержался и отвесил-таки брату подзатыльник.

— Ты меня понял, — он проговорил тихо. Затем понаблюдал, как гаснет озорство в серо-светлых глазах и добавил: — Но если очень хочется, можешь и поцеловать. Только казначея!

Мэллин прыснул смехом неожиданно, и вернувшийся в его глаза блеск непредсказуемо порадовал.

— Обруч — сокровище нашего рода. А ты — последний в нем, раз Джаред упрямится вот уже сто лет… Этайн! — позвал Мидир.

Она, кормившая с ладони светящихся птиц, вскинулась, рассыпала остатки крошек и легкими шагами прошла-пролетела.

— Осторожнее с ними. Эти птицы злобные, питаются магией, — недовольно сказал Мидир. — И вполне могут ущипнуть.

— Я не заметила, — пожала плечами Этайн. — Может, они злобные, потому что их давно не кормили?

Мэллин фыркнул, а затем опустился на колено перед ошеломленной Этайн — и проделал это весьма грациозно.

— Прими этот обруч, человечка, моя королева и жена моего брата! Его сделал наш отец и приняла наша мать в знак их союза.

Глаза брата посветлели, потеряв ироничный блеск. Этайн взяла обруч очень осторожно, вздохнула и надела на себя.

— Думаю, Синни ты бы понравилась, моя прекрасная, — прошептал Мидир.

— Ты так скоро переберешь все ласкательные, — произнес Мэллин в пространство. — И что будешь делать, когда они закончатся?

— Займу у тебя!

— Я думала, этот ободок от еще одного лепрекона, что стережет клад под радугой, — тихо ответила Этайн, и оба ши повернулись к ней.

— От еще одного? — недоуменно спросил Мэллин. — Вы искали клад? Человечка не побоялась испачкать ручки?

— Я?! — поперхнулась Этайн. — Да я!.. Я конюшню чистила! Коров доила!

— Доила коров? — ошеломленно переспросил Мэллин.

— Ну что, что в этом такого? — злилась Этайн.

— Ты любишь дергать животных за соски… — задумчиво протянул Мэллин.

— Младший принц! — вырвалось у Мидира.

— Нет, просто не всем зверям это может прийтись по нраву, мой король!

Этайн всхлипывала от смеха, Мидир злился.

— Чтобы опробовать возможный вред, я даже могу превратиться в корову! — Мэллин округлил глаза, прижимая руку к груди.

— Мне казалось, порядочные волки в коров не обращаются! — захлебывалась смехом Этайн.

— Где ты тут видишь порядочного волка? — хмыкнул Мидир.

— Мидир! Мэллин! — Этайн, перестав смеяться, поклонилась. — Благодарю вас. За обруч вашей матери. Я уверена, память о ней дорога вам обоим.

— И ты для владыки тоже дорога, — довольно ответил брат. — Я перевожу, он всегда плохо владел языком!

— Мы уже почти опоздали в сп… в другое место! — раздул ноздри Мидир.

— Да-да, все опаздываете и опаздываете! — пошевелил пальцами Мэллин в знак прощания.

Волчий король, подхватив улыбающуюся Этайн под руку, повел ее в покои.

Обруч на ней смотрелся настоящей короной.

Глава 19. Вересковая песня и братский вой

За окнами Черного замка с новой яростью принялась бушевать гроза. Отдаленные, но все приближающиеся раскаты приносили с собой непрошеные воспоминания о смутных и темных временах изменения мира. Мидир не желал беспокоить Этайн, не хотел рассказывать про бытность свою старым богом, тем самым, одним из троих, черным. Спать не мог, но Этайн словно чувствовала его беспокойство. Волчий король, утишив ее кошмары, счел за лучшее встать и пройтись по галерее.

Попадавшиеся по пути стражники не задавали вопросов. Буря в Нижнем будоражила кровь волков, пылала желтым пламенем в их глазах. Мидир кивал на привычное приветствие, не выныривая из тревожных мыслей о том времени, когда подобным образом рокотал и грохотал весь мир ши…

Воду уходила в землю, а земля обваливалась во мрак. Волчий король остановился и подставил лицо холодным брызгам дождя, пытаясь избавиться от слишком явственного видения. Замер, вдыхая ледяную свежесть.

Этот мир все-таки устоял. И будет стоять столько, сколько будет необходимо!

Размышления Мидира прихотливо извивались, перескакивали с предмета на предмет; он и не старался удерживать свои мысли, не сосредотачиваясь ни на одном из поводов поразмышлять.

Молния ударила почти рядом, ослепив и оглушив на миг…

Три настежь открытых Окна во все три мира. Волчий король, огромный сердитый фомор и желтоглазый неблагой — втроем тянут все стихии, связывают три мира, удерживая их от падения… Молнии, молнии, молнии. Желтые, белые, голубые, аметистовые! Они прошивают все вокруг и самих богов, выкручивают жилы и нервы, пьют силу силу древних. Мидир, Лорканн и Айджиан умирали и воскресали вновь, и длилось это бесконечность. Они стояли над миром, в мире и вне его.

До конца старого света на карте Нижнего было двадцать семь королевств. Осталось, смогло выжить — только три.

Союз трех старых богов дал жизнь Нижнему миру.

Новый удар молнии — и новое воспоминание.

Когда Мидир вернулся в свои владения после тяжких трудов по переустройству, он понял: время тут прокатилось не просто рекой, но бурным потоком. Кое-где еще вихрилось особенно сильно, и такие места старательно обходили даже бессмертные ши, не говоря о простых волшебных созданиях, вроде тех же фей, что пропадали бесследно. Солнце стояло в зените благого небосвода, но в этом тоже была неправильность: Лорканн отправился к себе в розовое утро, Айджиан — в туманный закат.

Черный замок встречал тогда Мидира с большой радостью и облегчением, что стало для короля, который лишь недавно отметил триста лет своего правления — невероятно мало — большим сюрпризом. Однако более его авторитет не подвергался сомнению.

Мэллин заявил:

— Ты светишься! — и замолк с таким видом, как будто это все объясняло.

— И что? Это не повод для моих своенравных подданных…

Мэллин перебил, успев высказаться до того, как Мидир разозлился бы.

— Ты светишься черным! Как светилась треть мира, когда стало возможно дышать опять! — усталый непонятно от чего брат повел плечом, склоняя к нему голову. — Мир светился еще желтым и зеленым, но дышать стало возможно только после черного. Я так понимаю, ты нас всех спас. И что-то мне подсказывает, что это понимаю не только я.