Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – гранд Страница 37

Я сказал кисло:

– Как хотите. Если вас резервация устраивает больше, то ради бога, мы всегда пойдем навстречу! Выбирайте место… а также стиль и архитектуру, если не слишком уж шикарные, это на всякий случай, мы народ бедный, не то что эльфы… Мы, как вы верно сказали, шире и гибче, применимся к любому варианту, если он дает выгоду или чувство удовлетворения, лучше – глубокого.

Один из советников королевы посмотрел с вопросом в глазах на главного, тот кивнул, и советник сказал нерешительно:

– Мы предлагаем на том месте, где наши лучники помогли вам в непонятной нам войне людей с людьми…

– Согласен, – прервал я.

– Здание, – продолжил он, – предлагаем сделать с двумя входами: со стороны поля…

– Для людёв?

– Да-да, а для эльфов со стороны Леса, нам так привычнее…

– Понятно, – прервал я нетерпеливо. – Здание… длинное?

Он спросил опасливо:

– В каком смысле?

– Ну чтоб вам вообще не приближаться к опушке, – пояснил я. – Заходите в свою половину чуть ли не в середине своего Леса, а там уже идете среди родных стен. Идете и идете…

Он сказал осторожно:

– Да, это хорошая мысль… Хотя можно не с середины…

– А в самом здании, – продолжил я идею, – будем делать перегородку с занавесом, чтобы чуткие эльфы не видели ужасных и отвратительных человеков?

Они снова переглянулись, старший сказал с надеждой:

– Это уместное предложение. Мы его рассмотрим. Занавес можно делать таким, чтобы мог опускаться и подниматься по желанию. Все-таки хотя у нас в Лесу некоторые вас не избегают, вы могли это заметить, в то же время большая часть эльфов старых правил и хороших манер никогда не покажется вам на глаза…

– …да и меня самого не возжелают видеть, – закончил я недоговоренное. – Хорошо! Договорились. Еще вопросы и пожелания будут?

Они переглянулись, что за привычка, как школьники, несолидно, старший сказал с сомнением:

– Что-то мы слишком быстро все закончили. Как-то непонятно… Обычно любые переговоры идут годами.

Я подпрыгнул:

– Что? Да я через год буду уже на другом конце шарика!

– Какого шарика?

– А разве мы не на шарике живем? – спросил я. – Или все еще на слонах и черепахе?

Старший сказал настороженно:

– Нам непонятны такие речи. Известно же, что весь мир держится на кроне Великого Дерева, а оно выросло из чрева Великой Праматери, рожденной из Великого Хаоса Ночи…

– Ну да, ну да, – согласился я немедленно и охотно. – Кто спорит? Именно так все и есть. Хорошо, договорились. Я пришлю мастеров, начнут немедленно.

Один воскликнул:

– Но мы еще не готовы строить свою половину!

– Можем сделать за вас, – предложил я. – Мы вообще-то добрые бываем. Сами не понимаем, почему.

Он замотал головой так энергично, что уши захлопали по бокам головы.

– Нет-нет, наша часть будет сделана нашими великолепными мастерами!

– Договорились, – повторил я. – Ну, если больше вопросов нет, я потопаю в семью к жене и ребенку. Я вообще-то семейный человек с добротными устойчивыми эльфийскими ценностями просвещенного аристократического государства.

Гелионтэль кормит грудью малышку, я полюбовался на сосредоточенную морденцию, сопит и косит глаза на грудь, давит передними крохотными лапками, чтобы молоко бежало в пащечку сильнее, раскраснелось от усилий, пыхтит, как что-то такое… ну, такое.

– Как оно тебя жрет, – сказал я с сочувствием. – Прямо крокодил какой-то.

Она подняла голову, огромные глаза лучатся лаской, милое лицо озарилось светлой улыбкой.

– Как сходил? Не слишком тебя ругали?

– А что, должны были ругать?

Она сказала мягко:

– Муж мой, ты эльф, потому должен подчиняться нашим законам, правилам и обычаям.

Я пробормотал:

– А я разве не?

– Очень даже не, – ответила она почти сердито. – И не вздумай отказываться, если королева или ее люди велят нести стражу на опушке нашего Леса, следить за порядком на главной площади или охранять дворец!

Я удивился:

– Стражу? Разве на вас кто-то идет войной? Или неведомые тролли засылают отряды?

Она покачала головой:

– Что за глупости… Но таков старинный обычай. Все мужчины несут стражу. Примерно два дня в году.

– А-а-а, – сказал я с облегчением. – Ну, это терпимо. Слушай, а чего тот морденок вдруг перестал? И как-то странно крякает…

Она мягко улыбнулась:

– Это оно разговаривает. По-своему.

– А не голодное?

– Нет.

– Откуда знаешь? А вдруг уже умирает с голоду?

Она тихо покачала головой:

– Не волнуйся так, милый. Когда оно снова восхочет кушать, то закричит так, что со стула рухнешь.

Я сказал с гордостью:

– Девочка в меня!

Она сказала с грустью:

– Даже не знаю, радоваться ли.

– Еще как, – сказал я гордо. – Мы прокладываем дорогу светлому будущему объединенного просвещенного и весьма многокультурного мира! Как не гордиться?

Она покачала головой, на лице оставалась тревога, а в глазах появился страх.

– Муж мой, мы, женщины, хотим жить в уютной норке, разговоры о просторах нас пугают.

Я ласково обнял ее и погладил по худой спине.

– А ты и сиди в уютной норке. Мы, мужчины, будем раздвигать просторы еще и еще…

– До каких пор?

– Не знаю. Отдыхай, мне надо ехать.

Она спросила со вздохом:

– Ты все дела решил с советом королевы?

– В целом, да, – ответил я. – Это не дела были, а… попытка избежать дел и действий. Я не настаивал, вам же хуже, изоляционисты. В общем, остальное дело техники.

Она вздохнула.

– Береги себя, Астральмэль…

– Дык есть ради чего, – сказал я бодро. – Я люблю тебя, Гелионтэль!

Она смущенно улыбнулась, ритуал ритуалом, но все-таки я не совсем Астральмэль, и мы об этом вспоминаем иногда и совсем некстати.

Я вышел на залитую солнцем поляну, где Бобик прыгает вокруг арбогастра, медленно тает смущение, что вот сказал такое, но мы же говорим «не правда ли, прекрасный день сегодня?», хотя на дворе дождь и холодный ветер. Так же и «я люблю тебя» давно означает не только что-то узко определенное, мы знаем, что, а общее, объемное, широкое, можно ведь и просто любить, как любят хорошего человека, прекрасную собаку, красивого коня, изящную статуэтку, вкусный обед или хорошего верного друга…

Если рассматривать с этой гуманистической точки зрения, то я ничуть не соврал насчет любви, я и в самом деле люблю Гелионтэль, она просто замечательная и сама по себе, и во все отношениях тоже.

Бобик подбежал вплотную и посмотрел с сочувствием, я погладил по башке, сказал сердито:

– Да не врал я, не врал!

Зайчик подставил бок, я вспрыгнул, как можно более лихо, не касаясь стремян, одна старая леди учила молодых барышень держаться всегда и везде красиво и с достоинством, дескать, даже когда заходите в абсолютно пустую комнату, вы должны держаться так, словно под всеми стенами сидят джентльмены и внимательно смотрят на вас, потому я всегда держу спину прямой, а в седло поднимаюсь легко и красиво, как бы ни устал.

– Вперед, – велел я. – Да не в эту сторону вперед, морды… Развернуться взад и – вперед! Если я стратег, а я он самый, то неплохо бы понять, что у меня за соседи. Мезина мой сосед как Армландии, так и Турнедо. А если там скрывается беглый преступник из моего королевства… ну, почти моего, то я, как гуманитарий, не должен смотреть на границы всяких там дикарских суверенитетов. Ценность прав маленького свободного человека выше государственных норм и ограничивающих мою свободу законов!

Зайчик досадливо прянул ухом, мало ли какой бред несу, чтобы уговорить свою податливую совесть и подвести базу под оправдание вторжения или начала тайных операций на территории чужих государств.

Глава 10

И все-таки это далековато: из Варт Генца по прямой пришлось срезать краешек Турнедо, промчаться через Бурнанды, к счастью, не вдоль, а поперек, а дальше копыта загремели уже по земле Мезины, что вообще-то ничем не отличается от Бурнандов или Варт Генца.

Где-то на стыке Турнедо и Бурнандов земля затрещала и пошла лопаться длинными извилистыми трещинами, словно тающая льдина. Зайчик несется, как птица, но он не может угадать, где разломится земля впереди, вдруг да в прыжке угодит в разверзающееся ущелье, спина моя взмокла даже на ветру, но, к счастью, землетрясение закончилось быстро, если кто и пострадал, то хомяки в норках.

Потом я видел, как в небе плывет светящая медуза с длинными свисающими щупальцами, огромная, как галактика, я ощутил себя микроскопической рыбкой, даже амебой, но Зайчик в прыжке приземлился на камни, зубы мои звонко клацнули, и больше в небо уже не смотрел.

При всей скорости Зайчика все равно прошло несколько часов, я замерз под встречным ветром и дико устал, и когда сбоку собирался прошмыгнуть и пропасть позади городок, я сказал хрипло:

– Все, вы победили… Сдаюсь!..

Бобик довольно оглянулся, а Зайчик уже рысцой вбежал под арку городской стены, сам осмотрелся и понес меня, полуживого, к постоялому двору.