Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна Страница 37

— Здравствуйте, — сказала Елена, — Я у вас впервые, и я бы хотела как следует поесть, потому что у меня вечером самолёт. Посоветуете мне что-то вкусное, серьёзное и не запредельно острое?

Артемон улыбнулся (Елена едва не скосила взгляд, чтобы увидеть машущий хвост) и ответил:

— Я бы посоветовал вам карри с курицей, тушеную бамию и пшеничную лепёшку с набором соусов. Также для смелых духом у нас есть масала-чай и традиционные индийские сладости из кунжута, мёда и куркумы.

«Ничоси», — подумала Елена, сглотнула и спросила:

— А что такое «бамия»?

Артемон улыбнулся ещё шире и склонил набок голову со свисающими, как уши, кудряшками:

— Это овощ такой. Вы не волнуйтесь, он вкусный и полезный, и очень, очень серьёзный в смысле предстоящей дороги.

— Ну… ладно, — Елена сложила меню, протянула любезному Артемону, и тот ещё раз мило улыбнувшись, ускользнул между столиками, разочаровав её немного насчёт хвоста. «Зато я хоть знаю теперь, что это мальчик».

В ресторанчике было, оказывается, хорошо. Елена только сейчас вздохнула чуть поспокойнее и осознала — она ощущала и раньше, но теперь именно что осознала — какой насыщенный, тёплый и буквально ласковый воздух её окружает. Пахло пряностями. Елена никогда не пыталась перенять у матери кулинарный опыт, поэтому все эти ароматы были для неё по большей части безымянными. Разве что отдельно и очень отчётливо пахло чесноком и имбирем, которые не спутаешь ни с чем.

Наверное, для завтрака она сделала странный выбор. Окна здесь были прикрыты от уличного света несколькими слоями рыжих драпировок разной степени прозрачности, а между окнами в простенках светились небольшие лампы со стеклянными мозаичными абажурами. Столики были простые, железные, с деревянными столешницами, а диванчики обтянуты темной чуть блестящей материей в сине-фиолетовых и мятно-бирюзовых полосках. На столике стоял держатель для салфеток в виде слона и стандартный «масло-соль-уксус» набор в простых бутылочках на стальном подносе. Странно, мило, уютно. Елена невольно вздохнула, но на этот раз вздох был расслабленный. Так вздыхаешь, придя с мороза в тёплый дом и отогреваясь постепенно с чашкой чая. «Странная мысль для лета», — подумала она, и тут же поймала себя на том, что уже в третий раз мысленно использует слово «странно».

И это вдруг наполнило её радостью. Вот и как это работает? Она всегда любила жить по плану и действовать обдуманно, но с самого утра, делая именно это, она ощущала только тревогу, а теперь, заказав в незнакомом месте неизвестную еду (бамия? Бамия, боже мой?!) вдруг ощутила чистый детский восторг приключения. Вот же, ну — отпуск! «Я путешествую», — подумала она, проговаривая эту простую фразу мысленно, — «Я в дороге». В груди словно надулся воздушный шарик, а на губы вылезла улыбка. «Детский сад, штаны на лямках, — попыталась она себя осадить, — Прямо как будто дикая доярка впервые из деревни выехала!». Нет, нет, не впервые, но воздушному шарику внутри было всё равно. Он легко и нежно толкал её куда-то в диафрагму, а губы улыбались сами собой до боли в щеках. А мальчик-Артемон уже тащил полный поднос мисочек и чашечек, и вот выставил перед ней — мисочку с рыжей едой, мисочку с зелёной едой, круглый поднос с целым хороводом стальных плошек, наполненных разноцветными пастами и окруживших корявую румяную лепёшку, заботливо обернутую с одного края салфеткой. «Ой, мама, я отсюда без штанов уйду!» — в восторге подумала она, едва не повизгивая от нетерпения.

— Приятного аппетита, — сказал Артемон, ставя в качестве финального аккорда высокую глиняную чашку с чем-то дымящимся, вспененным, кремово-бежевого цвета, — Пожалуйста, будьте осторожны — всё горячее!

— С… спасибо! — выпалила она срывающимся от радости голосом и схватилась за ложку.

Кончено, этот завтрак её не разорил. Она даже не слишком удивилась величине счёта. Да, в родном городе ей на такую сумму есть не доводилось, но в родном городе она ещё ни разу не ставила себе задачу наесться на полсуток вперёд. Наелась она качественно. Так, что, допив масала-чай, обнаружила, что тарелка со сладостями оказалась нетронутой. Пришедшего рассчитать её официанта она спросила:

— А можно печеньки как-то упаковать? А то я что-то… не готова их прямо сейчас, понимаете?

— Да, не волнуйтесь, дайте мне пару минут. — И через пару минут он принёс бумажный пакет, в который аккуратно сложил сладкие кусочки и заклеил фирменной наклейкой в виде слона. Елена расплатилась, пожелала Артемону удачного дня и вышла на дневной свет.

Воздушный шарик радости теперь не поднимал её от асфальта только потому, что вниз надёжным якорем тянула индийская еда. Улица впереди была шумной, людной на тротуарах и набитой машинами по центру. Утренняя муть с неба разошлась, день сиял. Елена шла, сунув руки в карманы брюк, придерживая локтем сумку, и впервые за месяцы переживала абсолютное спокойствие и радость. «И всего-то надо было налопаться от пуза», — грубовато посмеивалась она сама над собой. — «Ещё ведь и в самолёт не села, а уже расслабилась».

Ей какой-то дальней частью рассудка ненадолго стало тревожно — а ну как сейчас она лишку отпустила вожжи, вот так и случается непредвиденное — но тревожиться было совершенно невозможно под этим горячим солнцем, на этой яркой шумной улице. Елена пошевелила плечом, поддергивая ремень сумки повыше, и пошла дальше, отмахнувшись от беспокойства.

И всё было хорошо. Она погуляла, потом спустилась в метро, доехала до Пушкинской и погуляла ещё. Вернулась на вокзал, чтобы забрать чемодан и позвонить родителям. Снова села на метро, вышла наугад где-то в центре, села на первой попавшейся кафе-веранде и выпила кофе с мороженым. Неторопливо добралась до конечной, с которой уходил раз в двадцать минут автобус до аэропорта, и ровно по своим расчетам в четыре была в Шереметьево-2.

Предыдущий её заграничный отдых случился почти за три года до этого. Тогда она с родителями летала чартером прямо из родного города, поэтому совершенно уже не помнила, как выглядит большой международный аэропорт. Не настолько большой, чтобы заблудиться, но достаточно большой, чтобы почувствовать себя неуверенно. Елена снова сказала себе: «А ну-ка, тихо там!» и, старательно держа спину прямо, а голову высоко, пошла искать стойки регистрации.

К моменту, когда на её животе застегнулась пряжка ремня безопасности, она успела прийти в совершенно очумевшее состояние. Эйфория новизны и недосыпа, державшая её на плаву весь день, сдулась примерно к паспортному контролю. К аэропортовому шаттлу и к своему месту в брюхе «боинга» Елена шла уже на автопилоте. Количество нового опыта было чрезмерным; она заполнилась, по ощущениям вся, аж возле ушей плескалось, и того гляди могло перехлестнуть через край.

Рядом с ней возилась, устраиваясь, ярко накрашенная женщина значительно старше. В какой-то момент она случайно зацепила Елену взглядом, отвернулась, но тут же снова заглянула в лицо. Сочувствующе спросила:

— Летать боитесь, да?

— Да нет, — Елена потерла ладони друг о друга, пытаясь вспомнить, лежит ли в сумке, сунутой сейчас под кресло впереди, крем, — Это… не летать. Просто день был длинный. Я как-то устала, что ли, чувствую себя совершенно выбитой из колеи. — она коротко смущённо хихикнула, — Совершенно не в себе.

— А, это бывает, — соседка тоже хихикнула, — Я когда впервые одна летела, чуть не рыдала вообще. Но у меня выбора не было, знаешь, я ведь за вещами начала летать. Челночила с девяносто третьего несколько лет. А ты по работе или на отдых?

— На отдых, — призналась Елена, чувствуя себя одновременно обязанной и стесненной этом внезапным разговором, а ещё тем, что соседка сразу и не спрашивая перешла на «ты».

— В Стамбул редко отдыхать летят, больше по работе, — сказала женщина, потом шумно выдохнула, надувая щеки:

— Жарко что-то. Старое корыто, не повезло нам. Ой, да ты чего? — она увидела, как Елена несколько поблёкла лицом и со смехом добавила: