Павел Кобылянский - Перекресток миров: начало Страница 37

Продолжения проповеди не последовало, сапоги жреца заскрипели по дороге, отдаляясь. Главный, у которого я по прежнему сидела на коленях, продолжал молча гладить меня по голове. Я потихоньку начала успокаиваться. Хотя надо отдать должное, спор со жрецом немного помог мне сосредоточиться и взять себя в руки. Я расслышала, как к нам подошел кто-то еще и тихо сел рядом.

– Тирли, ты охренел? – прорезались в голосе главного командные и явно недовольные нотки.

– Спокойно командир, Потапыч проснулся, – ответил тихо подошедший. – Он меня сменил на фишке. Говорит, что стимуляторы его уже отпустили. Комар лег баиньки, сменит его через четыре часа. Потом твоя очередь.

А, точно, обладатель этого голоса сидел на фургоне и узнал церемониальный язык, я запомнила голос.

– Добро, – державший меня чуть-чуть пошевелился, разминая явно затекшие мышцы. Я подумала, что надо бы с него слезть, наверное. Но прижиматься к нему было так… уютно. Почти как к папе. Слезы опять навернулись мне на глаза.

– Шелли, я понимаю, что мы очень разные, извини, если я скажу что-нибудь не так, – наконец нарушил тишину главный. – Но мне приходилось за свою жизнь очень много убивать, равно, как и терять друзей. Но у нас есть поверье… не знаю даже, связано ли оно с богом или еще… может просто традиция… Мы верим, что пока мы помним тех, кто ушел, они какой-то частицей своей… личности, остаются среди нас, тех, кто их помнит. И чем больше народу вспоминает ушедших, тем большая часть их сущности остается среди нас. И мы считаем, что самое худшее, что только можно сделать по отношению к умершим товарищам – это перестать их вспоминать.

– Может у вас и так, – вздохнула я. – Хорошая традиция на самом деле. Но мы точно знаем, что происходит с нашей личностью после смерти. Краткая вспышка, полет в междумирье и слияние с хаосом. Я сама не видела, я еще маленькая, но и папа и дядя бывали в пограничных мирах. Они рассказывали…

– Но кто может знать, все долетает до вашего хаоса, или какая то малая частичка может отколоться по дороге, привлеченная воспоминаниями родных и друзей? – хитро усмехнулся человек. – У нас даже сложилось правило, когда мы компанией собираемся за столом, мы, поднимая третий стакан… да, пусть будет стакан, вспоминаем всех тех, кого нет сегодня с нами…

Я промолчала… Странные эти люди, ничего похожего я не слышала раньше. Хотя и не интересовалась ими особо. С другой стороны, у одного из торговых партнеров отца склеп с его предками был прямо в саду городского дома. И на раутах он очень любил хвастаться своими предками, как будто напоказ, мол смотрите сколько их у меня… Никогда не могла понять, у нас чем меньше поколений прошло после предка-демона – тем сильнее род. А у людей все наоборот.

– Кто у нее погиб? – спросил сидящий рядом с нами, Тирли, вроде его главный так назвал. Ну что, еще одна проповедь?

– Отец. Кстати, она нас прекрасно сейчас понимает.

– Начальника, только ногами не бей, чукча клянется не продавать военную тайну… Только менять. На ,лучше, дай ей, должно немного помочь. И мы тоже помянем, они достойно сражались…

– Капитан, тебя контузили что ли? – опять начал порыкивать главный. Кстати, до сих пор не узнала, как его зовут.

– Командир, во-первых, с местного сидра мы пробу уже сняли, по чуть-чуть, – спокойно и как-то рассудительно сказал этот Тирли. Странно, до моря тут не намного ближе, чем до степи, с какого перепугу этот капитан. Но человек продолжил: – Не хипешуй. Все равно нам придется раньше или позже местную еду есть. Так что можно сказать принесли себя в жертву эксперименту. Так вот, сидр оказался крепленый явно. Так что от чуть-чуть разбодяженного спирта ничего с ней не станется. Во-вторых, алкоголь действует расслабляюще, особенно если сразу после адреналина. Я же видел, как она тебя чуть в полет не отправила. А если в истерику сорвется – не факт что мы все ее удержим. Ну и в-третьих – мне тоже надо выпить, в конце-то концов. Я все понимаю, что задание, то се… Но я свою жену все-таки люблю, не смотря на всю ее придурь, а когда вернемся – не понятно, да и черта не каждый день встречаю…

– То, что не повредит вам, не повредит и мне, – буркнула я, сердито вытирая слезы со щек. – Человеческой крови во мне достаточно…

– Ладно, давай, – сказал главный, но в голосе по прежнему проскальзывали сердитые нотки. – Мне, если честно тоже сто грамм не помешают. Но я буду все отрицать…

Мне в руку ткнулась небольшая кружка, тоже металлическая, как и вся их посуда. Рядом что-то забулькало.

– Пей залпом, Шелли, во рту не держи, сразу глотай, – сказал Тирли, закончив разливать напиток. – Ну что, помянем…

Я, следуя рекомендации, влила в себя содержимое посудины. Оооййй-еейййй, это ж «горючее», судя по вкусу наполовину разведенное водой. Да эту гадость алхимическую только гномы в такой концентрации пьют. Наши, когда надо мной подшутили, разводили в пропорции бутылка «горючего» на бочонок сидра, а если воины собирались крепко выпить, но не имели время посидеть, как они говорили «по настоящему», они вливали в бочонок две бутылки этой дряни. По пищеводу прокатился огненный комок и растекся в желудке. Да, если эти пьют постоянно «горючее» в такой концентрации, то им тсареш никакие не страшны. Они ж от первого же глотка крови забалдеют. Я закашлялась.

– На-ка, закуси, – мне в руку ткнулось что-то твердое. Я автоматически пихнула в это в рот. Оказалась лепешка, с кусочком вяленого мяса. Все жутко черствое, но на вкус очень даже ничего так. Я принялась усиленно жевать, попутно с усилием втягивая воздух через зубы, в надежде остудить горящий ком в желудке. Люди синхронно выдохнули, влили в себя свою порцию, резко вдохнули через стиснутые зубы и снова выдохнули. В чистом вечернем воздухе запахло перегаром. Не поняла, они что, неразведенный пили… У меня в горле опять запершило…

– Тирли, скотина, ты как спирт развел, – спросил главный.

– Нам никак, а ей – градусов до двадцати…

– Я в порядке, – я справилась с кашлем и жестом попыталась показать Тирли, что, мол, нормально… Пожар в желудке унялся, зато тепло стало растекаться по жилам. Действительно стало легче, каждый раз, как я смотрела на тела, мне опять хотелось плакать, но теперь я могла справляться со слезами. И спазмы на горле отпустили…

– Да, кажется, теперь я понимаю, что чувствовал папа, когда мама умерла, – задумчиво сказала я. – И почему он надо мной так трясся…

Люди сидели молча. Нда… Теперь я сирота… Дядюшка конечно не оставит, да и клан поможет. Вспомним о клане… Да, надо соблюсти формальности. Папа бы не понял, если б я поступила иначе…

– Слушай, как тебя звать? – ткнула я кулаком в плечо держащего меня человека.