Арина Холина - Увидимся в аду Страница 37

— Готово! — Марта подмигнула своему отражению. — Значит, так… — Она взяла Машу за плечи и развернула к себе. — Не бойся. Все будет хорошо. Дальше… Ничего не предпринимай сама. Как он скажет, так и будет. Но и не веди себя как полено. Поняла?

— Нет, — честно призналась Маша.

— Вот и хорошо! — неожиданно расхохоталась девица. — Выпей. — Она приняла из рук Сони большой хрустальный кубок и протянула его Маше. — Залпом.

Маша покорно опрокинула кубок и чуть не взлетела до потолка. В вино добавили столько пряностей, что оно было похоже на аджику. От напитка все сомнения, предрассудки и страхи разлетелись, как перепуганные воробьи. Даже не смотрясь в зеркало, Маша почувствовала, что ее взгляд стал безумным и шальным, рот вульгарно оскалился, а внизу живота засосало в предвкушении чего-то необычного и, видимо, очень и очень неприличного.

— Ведите! — гаркнула она, девицы всполошились, а часы забили полночь.

Девушки быстро натянули на Машу что-то длинное, прозрачное, без рукавов, подхватили под локти, взмыли в воздух и помчались по просторным сводчатым коридорам. Распахнув высоченную дверь, девицы ворвались в большую темную комнату, бросили Машу на широкую кровать и, гогоча как сороки, вихрем помчались назад.

Едва перестала кружиться голова, Маша осмотрелась. Комната большая, но простая. Похожа на японские жилища — белые стены, коричневый дощатый пол, низкая квадратная мебель. В окне виднелось небо и кусочек луны. И еще было тихо — так тихо, что Маша слышала, как хрустит под пальцами постельное белье, как стучит сердце и как топает по стене черный толстый паук. В правом углу был камин — ничего особенного, обыкновенная дыра в стене, кое-как обложенная серым кирпичом и закрытая чугунной решеткой.

Только Маша подумала, что все это розыгрыш, никто к ней никогда не придет, как в камине вспыхнуло синеватое пламя, а шторы сами по себе сомкнулись, прогремев медными кольцами.

Маша напряженно замерла на кровати. Из камина вышел Марат. Словно не замечая Машу, подошел к креслу, тяжело плюхнулся и простонал:

— Дьявол, как я устал! — Он потянулся. — Ты действительно хочешь стать ведьмой? — вдруг спросил Марат.

Маша чуть не выронила стакан.

— Да, а что? Ты передумал? — забеспокоилась она.

— Не передумал, — ответил он. — Просто… это ответственность. Ты будешь принадлежать нам. Как военная служба — по первому зову, без извинительных причин. Ты будешь частью нашего мира, понимаешь?

— Но… — смутилась Маша, — ты же сам по себе.

— Никто не может быть сам по себе, все мы во власти Божьей. — Марат нахмурился. — Какими бы независимыми ни казались.

Он резко вскочил. Еще минуту назад казалось, что демон намертво врос в диван, его большое усталое тело развалилось — не поднять. Но он снова был полон энергии. Марат протянул Маше руку, и она положила свою ладонь в его руку. Он стянул с нее одежду.

Маша зажалась. Она испуганно смотрела на Марата — как он раздевается, ложится рядом на живот, склоняется над ней… Его лицо было совсем близко. Чувственный рот с глубокой складкой посредине нижней губы, острые крылья носа, широкая волевая челюсть, глянцевая кожа. Маше стало дурно. Не от страха, от предвкушения. Он был ошеломительно сексуальным. Чертовски сексуальным. В нем было что-то страшное, животное, но это лишь больше распаляло. Ей хотелось хоть сексом, хоть голой чувственностью растопить эту самоуверенность, равнодушие и мужское супер-эго — ощущение превосходства над всеми. И одновременно хотелось стать его вещью, забавой, чтобы хоть на час он полюбил ее, получил удовольствие от ее тела, подумал, как она хороша. Она догадывалась, что сейчас будет не так, как с Игорем. Никакой любви, единения душ. Будет голодная, безумная страсть — без обещаний, признаний, нежности и смущения.

Стук собственного сердца оглушал, грудь вздымалась, а живот стал напряженным и твердым. Марат положил руки ей на бедра и притянул к себе. Маша прижалась всем телом. Ей хотелось всего его потрогать, ощутить каждый миллиметр тела, зацеловать с ног до головы. Марат коснулся ее губами, и она чуть не закричала — настолько проникновенным был поцелуй. Казалось, волосы на голове зашевелились от желания, а внизу живота засосало, как от голода. Она впилась ему в губы и будто сошла с ума — обнимала, ласкала, царапала и кусала его мускулистое тело, ощущала под теплой кожей твердые мышцы, гладила волосы… Перед глазами поплыли круги — красные с желтой обводкой, потом зеленые, а потом она ощутила, что ее кто-то бьет по щекам.

— Выпей.

Сквозь приоткрытые глаза Маша увидела Марата, протягивающего ей золотую фляжку.

Маша без слов приняла флягу, махом опрокинула и поняла, что вот теперь точно умирает. Ей стало больно — ужасно больно везде. Тело крючило, кости ломило, как от гриппа, губы высохли и потрескались, в животе было так, словно она проглотила ежа. Но все прошло так же внезапно, как и началось, — боль отпустила, сменившись истомой, а голова стала ясной и легкой.

— Вот и все. — Марат забрал стакан. — Теперь ты наша.

— Поздравляю.

Маша чувствовала, что изменилась, но еще не понимала как.

— И что мне теперь делать? — спросила она новым, с хрипотцой голосом.

— Все, что пожелаешь, — усмехнулся Марат.

— Но я же ничего не умею. — возмутилась Маша.

— Вот, — он указал на черную книгу в сафьяновом переплете, — это тебе. Там все самое важное, а остальное сама выяснишь. Теперь у тебя есть сила, а это главное.

— Скажи… — Маша налила еще. — А если бы я была человеком?.. Ну, в полном смысле… Все было бы точно так же?

Марат вздохнул:

— Дело не в этом. Дело в вере. Ты верила, потому что знала — все это есть. Все правда. Люди же по большей части не верят. Не представляешь, сколько ко мне шастает дамочек: «Ничего не пожалею, все отдам, у меня муж знаете кто!» Но они по-настоящему не верят — думают, это шоу ужасов в субботу вечером или в лучшем случае — Гарри Гудини. Поэтому мы берем-то по большей части из своих.

— Из умерших? — почти шепотом спросила Маша.

— Из Ада, к примеру, — пожал плечами Марат. — Те, которые понесли наказание за грехи, лучше в них разбираются.

Они снова замолчали.

— Я, наверное, пойду? — предложила Маша.

— Давай, — в своей обычной манере, чуть презрительно и высокомерно, согласился Марат. — Тебе туда. — Он показал на камин.

Маша кивнула на прощание, вошла в очаг и обнаружила, что вниз ведет темная крутая лестница, в конце которой светится тусклый огонек. Огонек оказался грязной лампочкой, освещавшей сырой подвал. Маша толкнула обитую ржавым железом дверь и оказалась у себя в подъезде.