Маргарита Полякова - Медальон Страница 37

Закончив песнопения, менестрель подал рыцарю какой-то сверток.

— Что это? — полюбопытствовала я у Мирлин.

— Господин градоправитель возжелал иметь у себя рукопись этой песни, — пояснила Мирлин.

— Этой? — пренебрежительно фыркнула я. — Да уж. Истинно говорят, что мало у кого рукописи не горят. У большинства они не тонут.

Мирлин тут же с пылом возразила, что эту историю придумал сам Властитель, и что ему в благодарность была принесена жертва, но меня это не впечатлило. Кто бы ни приложил к созданию данного повествования руку, талантливым (к сожалению) оно от этого не стало. И, кстати, мое мнение о Властителе изменило не в лучшую сторону. Это надо же быть таким бездарем в плане творчества! Да еще и жертвы требовать за свою халтуру! Я оглядела собравшихся за столами людей, но похоже, с моей точкой зрения никто согласен не был. Хлопали менестрелю от души. И монеты кидали тоже.

— А это кто? — спросила я шепотом Мирлин, кивнув на укутанную с ног до головы в легкую ткань даму. — Чего она так занавесилась?

— Откуда я знаю, кто она такая? Я же не была раньше в этом замке. Судя по тому, что она сидит за столом недалеко от хозяина дома — это какая-то его родственница, — предположила Мирлин. — А платок девушка на голову одевает в знак своей безответной любви к какому-то мужчине. Причем чем любовь безответней, тем больше укрыта дама.

— Похоже, в нашем случае, дама вообще не надеется на ответную любовь, — хмыкнула я и замерла от неожиданной догадки. — Мирлин, но Манка же тоже носит на голове платок!

— И тоже страдает от безответной любви.

— К кому?! — выпала в осадок я. — К Мимелу? Но он же делит с ней постель!

— Ты над ними свечку держала? — ехидно поинтересовалась Мирлин.

— Нет. Но чем еще могут заниматься мужчина и женщина, оставшись на ночь в одной комнате? Особенно если женщина влюблена как кошка?

— Послушай, Брин, я не знаю, какие правила царят в клане троллей, — созналась Мирлин. — Но видимо, что-то все-таки между Мимелом и Манкой не так, иначе бы она платок не носила.

Я согласилась и ошарашено уставилась на троллей, как раз выступавших перед почтеннейшей публикой. Похоже, я ничего в них не понимаю! Интересно, а как же тролли ведут себя в случае, если их чувства взаимны? Пожалуй, мне стоит поддержать бедных женщин и исполнить о безответной любви что-нибудь такое, чтобы дрогнули даже каменные мужские сердца. Я вышла в центр, тронула струны лютни, и печальные слова начали срываться с губ сами по себе.

Я пела о любви, о тоске, о несбывшихся мечтах и о безнадежном ожидании. О том, что ушло в прошлое, так и не начавшись. Не подарив надежды, не сказав ласкового слова, даже не заметив, что ты вообще существуешь на свете.

…Чем была?

Куклой твоей? Наказанием?

Какая разница? Все равно.

В то время даже твое дыхание

Было моим. Одно.

Мечтала,

Стремилась куда-то выше,

Бросалась смятеньем образных фраз.

А мне бы лучше подумать-как выжить

Потом.

Без твоих глаз.

Тихо и снежно.

Стою и молчу.

Зябко.

От ревности или страсти?

Как мне измерить нежность твою?

Может, датами твоих предательств?

Глупо.

Чем стала я — днем или прожитью?

Что будет позже, а что сейчас?

Я подойду со всей осторожностью к тебе в две тысячи первый раз.

Два.

Подушки о чем-то спорят,

И мчат метели от ноября к декабрю.

Казалось бы:

Обычнейшая история,

Меня же бросили!

А я сплю.

Полтретьего.

Пять.

И время осунулось,

Помчалось с невиданной ранее скоростью.

Кричу себе в зеркало:

«О чем я думала,

Когда твои теребила волосы?»

Надеялась — уйдешь.

И станешь остывшим.

Будешь просто — призраком, тенью.

И все-таки,

Если глаза застыли,

Зачем говорить о времени?

Зачем мне сотни твоих укоризн,

Когда ты стал и чужим, и дальним?

Послушайте, кто-нибудь,

Подарите мне жизнь!

Я проживу ее без тебя.

Заново.

Смолк последний аккорд, и в зале установилась мертвая тишина, взорвавшаяся через несколько секунд рукоплесканиями. А я сидела и тупо смотрела на лютню, пытаясь понять, что, собственно, происходит. Это были не мои слова. Не моя музыка. И даже не мои эмоции. Слава Богу, мук неразделенной любви мне еще отведать не приходилось. Скорее напротив. Гораздо чаще мне приходилось раздражаться от уставленных на меня мужских восторженных щенячьих взглядов. Так что же произошло? Откуда взялась эта песня? Я машинально поклонилась, поблагодарила за щедрое вознаграждение (а оно было исключительно щедрым) и так же машинально отправилась вслед за служанкой в свою комнату.

Первое, что я сделала, когда за служанкой закрылась дверь — внимательно осмотрела инструмент. Однако ничего необычного в нем не было. Я (на пробу) наиграла несколько мелодий, однако лютня вела себя совершенно привычно. Может, мне показалось? Я отложила инструмент, порадовалась, что мне снова досталась отдельная комната и пошла принимать ванну. Хорошо-то как! Видимо, господину градоправителю виконту Мессеру я действительно понравилась, ибо он выделил мне не только шикарную комнату, но и целую полку косметических средств. Боже, как давно я не чувствовала себя столь потрясающе! Нежные крема, приятно пахнущие лосьоны, туалетная вода с цветочным запахом… наконец-то я опять почувствую себя человеком! Да… даже жаль, что благородный рыцарь слегка женат. И что у меня контракт. Я бы с удовольствием согласилась погостить здесь некоторое время.

Когда я вышла из ванной, меня ждал горячий ужин на столе и шикарный, расшитый серебряной нитью темно-синий халат из плотной ткани на спинке стула. Я налила себе в бокал вина, открыла окно, пододвинула стул к нему вплотную и сделала первый глоток, наслаждаясь свежим вечерним воздухом. Еда была вкусной и сытной, вина было даже чуть больше, чем мне это требовалось, так что я просто сидела, прикрыв глаза, и получала удовольствие от жизни. Недолго.

Бог ты мой, ну когда же я, наконец, запомню, что в данном мире нельзя оставлять окна открытыми? Тем более, если где-то рядом находится норлок? Шерман чуть не снес меня вместе со стулом, влетев в открытое окно, и тут же начал лихорадочно оглядываться по сторонам.

— Ты что, совсем сбрендил? — разозлилась я, тщетно пытаясь оттереть с халата пятно от пролитого мною от неожиданности вина.

— Меня ищут, спрячь меня! — рыкнул Шерман.

— Где? — обвела я рукой окружающее нас пространство.

Небольшой резной шкафчик для вещей явно не годился для того, чтобы в него прятали что-нибудь большее, чем пара платьев, а кроме него в комнате практически не было мебели. Маленький столик с изящными ножками, на котором стоял мой ужин, еще более изящный стул, на котором я сидела и огромная пятиместная кровать под балдахином. Но под нее норлок определенно не влезет. Может, ванна?