Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены Страница 37

— Смотри, жалеть потом будешь.

Время до заката тянулось медленно, Серб лежал, заложив руки за голову и нарочито бодро насвистывал песенку. Час насвистывал, другой, третий… от этого фальшивого свиста ломило виски, хотелось взять камень потяжелее и запустить в свистуна, возможно именно этого он и добиваелся. Поэтому молча перекладываю вещи в своем рюкзаке, вещей мало, а рюкзак до того грязный, что прикасаться противно. Ну да хоть какое-то занятие. А вот дыру зашить нечем.

Наконец, Сербу надоедает свистеть и он задает вопрос.

— Эй, все еще злишься?

Злюсь, вернее, не столько злюсь, сколько мечтаю убраться подальше отсюда.

— Давай мирится, а? Ну скучно же одной будет, честное слово. На третий же день завоешь. Сначала вроде ничего, тихо, спокойно, но однажды эта тишина начинает с тобой говорить. У нее мерзкий голос, иногда два или три, сидят в твоего голове, перешептываются, тебя же обсуждают, а ты не можешь ни заткнуть, ни сбежать.

— Ты безумен, Серб. Ты сам не понимаешь, насколько ты безумен.

— Я понимаю. В том-то и дело, кисуля, что я прекрасно все понимаю, но от этого только хуже. Я не хочу быть психом, я хочу, чтобы эти голоса в голове заткнулись раз и навсегда, а ты не желаешь помочь. — Он садится, вытягивает ноги вперед, и свободного места в пещере становится мало. На черных подошвах мутными пятнами выделяются шляпки гвоздей, носки кованые, на каблуках шипы. — Я ведь обрадовался, когда нашел тебя, думал, станет легче, а оно только хуже. С каждым днем хуже. Оттолкнула… теперь они говорят, чтобы я тебя убил. Это будет справедливо, правда? Но я не слушаю.

Серб подвигается ближе.

— Ну послушай же, в конце-то концов, я тебе тоже нужен. Ну куда ты одна? Ты же ни черта здесь не ориентируешься, сдохнешь в первый же месяц… я больше не буду, честное слово! Вот хочешь поклянусь? Чем угодно поклянусь, только не бросай меня. Не здесь, Коннован… ну, хочешь, на колени стану?

Он и вправду встал на колени, и вполне вероятно, что в данный момент времени Серб искренне раскаивался и верил в то, о чем говорил, но не верила я. Ни единому слову не верила.

— Пожалеешь ведь, — Серб нервно улыбается.

— Иди к черту.

Вальрик

Через открытое окно виден кусок неба: чернота украшенная звездой-снежинкой. Правда, в отличие от снега звезда не тает.

— Не туда смотришь, — замечает Карл. Он сидит спиной к окну и вроде бы смотрит в бумаги, но каким-то непостижимым образом умудряется видеть все, происходящее вокруг. Интересно, когда Вальрик станет да-ори, он тоже так сможет?

— Умение видеть зависит не столько от расы, сколько от внимательности того или иного индивидуума, — Карл, дописав фразу, откладывает ручку в сторону. — Предупреждая вопрос: читать мысли не умею, просто некоторые вопросы задают настолько часто, что начинаешь их угадывать. Значит, решение принято?

— Да. Я согласен.

— Звучит почти «я согласна». Не обращай внимания и не обижайся, со временем юмор приобретает специфический оттенок. Надеюсь, подумал ты хорошо.

— Да.

— Что ж… в таком случае. Один небольшой эксперимент, просто, чтобы рассчитать время, которое понадобиться, все, конечно, очень приблизительно, но все же.

— Много слов.

— Даже так? — Карл улыбнулся и, жестом указав на стоящее в углу кресло, велел. — Садись туда.

Вальрик сел, кресло было жестким и не слишком удобным, да и появилось только сегодня.

— Посмотри мне в глаза. Да вот так, постарайся не моргать.

Глаза у Карла черные, чуть раскосые к вискам, а ресницы короткие, густые, только цвет непонятный, вот у Коннован ресницы бледно-пепельные, когда-то Вальрик очень хорошо рассмотрел и ресницы, и глаза… мысли текли плавно, лениво, мысли убаюкивали, и Вальрику очень хотелось зевнуть. Но это было бы не вежливо по отношению к Карлу.

Странный какой-то эксперимент, интересно, каким это образом, глядя в глаза человеку, можно определить, сколько времени понадобиться, чтобы сделать из этого человека да-ори? И все-таки Вальрик не выдержал, моргнул.

— Итак, вынужден констатировать, что эксперимент успешно провалился. Любопытно… весьма любопытно. Ты знаешь, что я сейчас пытался сделать?

— Кажется, да.

— Кажется, — хмыкнул Карл. — Когда кажется, креститься надо. Это называется гипнозом, правда, не совсем в классическом понимании этого слова, но тем не менее суть более-менее верна, одно сознание подчиняет себе другое, даже не столько подчиняет, сколько связывается, состыкуется… взаимодействует. Наверное, это самое подходящее слово.

Карл взял со стола лист бумаги и, сложив пополам, принялся отрывать тонкие узкие полоски.

— Раньше, до катастрофы, в установлении контакта не было необходимости, просто вводили сыворотку и все. Правда, выживало что-то около двадцати процентов, причем четверть из выживших становились полными психами, ну да кого это интересовало? Никого. Катастрофа изменила многое, Пятна, Ветра… связь между тем, кто обращает и тем, кого обращают. Без этой связи превращение невозможно, понимаешь, к чему я?

— Кажется…

— Снова кажется, — Карл раздирал бумажную полосу на мелкие кусочки, и Вальрику чудилось в этом бессмысленном по сути действии проявление слабости. — Давай еще раз, для чистоты эксперимента. Ты не против?

Вальрик пожал плечами, он испытывал странное чувство, с одной стороны, неожиданная неудача вице-диктатора устраняла проблему выбора, с другой, — порождала кучу других, к примеру, что ему дальше делать. Ну не в деревне же жить, в самом-то деле.

На этот раз Вальрик не только старался не моргать, глядя в черные глаза, но и слушал, вернее вслушивался в запахи. Привычные, те, что сопровождали Карл постоянно, он отодвинул, пропуская вперед другие, которые появлялись и исчезали так же быстро, как менялось настроение.

Лимонно-желтое непонимание. Пыль — попытка вспомнить, вереница книг уходящая в бесконечный темный тоннель. Дым — раздражение, черный, клочковатый, царапающий глаза…

— Ну, князь, и что ты прочитал?

Запахи исчезли мгновенно, а с ними и образы.

— Форма какая? Звуки? Цвета? Ощущения? Образы? — Карл перечислял, методично загибая пальцы.

— Запахи. Ну и цвета немного, а образы потом приходят, объясняют.

— Объясняют, значит, — Карл задумчиво поскреб когтем щеку. — Ну что ж, не знаю, обрадует тебя это или нет, но да-ори из тебя не получится. Сенсор… уцелели все-таки. Или дело не в том, что уцелели, а в естественном отборе и конвергентной эволюции?

— Я не понимаю.

— Я пока тоже, — утешил Карл. Он встал, подошел к окну и, открыв его полностью, выглянул наружу. — Ночи в горах чертовски красивые, правда? Хотелось бы день увидеть, и чтобы не на пленке, а своими глазами. Всегда хочется невозможного, что вам, что нам, что танграм, хотя относительно их не уверен. Сенсоры появились потому, что люди хотели невозможного — заглянуть в душу других людей. Зачем? Ну высокой целью было создание идеального государства, где отношения между людьми основаны на доверии и любви к ближнему, а пороков не существует.